Лина Дорош - Весло невесты Страница 23

— Ты решила снять до кучи квартиру этажом выше?

— Я не шучу. Лестница будет делать небольшой изгиб и «уходить» в стену.

— Тебе, конечно, виднее, как удобнее биться о стену головой.

— Вот и договорились: лестницу вместо дивана. Я ее уже выбрала.

— Уверен, что ее уже и сделали.

— Сделали и сейчас привезут.

Слов у Петровича не было, и он остался из любопытства. Пока собирали лестницу, мы сидели с ним на балконе. Теперь здесь стоял маленький круглый стол на кованой «ноге» и два венских стула — взнос хозяйки в новый интерьер. Росли в горшках странные для балкона растения — кусты алоэ. Петрович пил холодный кофе. На моей стороне столика стоял бокал с белым вином. Странное смешение частного кафе и дома. Петрович поставил свою машину под балконом, и из нее звучал «Вальс цветов».

— Это Чайковский или, как у вас принято, кто-то из друзей хорошо сделал под него? — хотелось разогреть его перед приемкой лестницы.

— Это Чайковский, — Петрович сказал спокойно и чуть грустно.

— Почему не ответили колкостью?

— Не расположен.

Нас позвали принимать работу.

— Ну, как? — мой голос торжествовал.

Темного дерева с широкими ступеньками и перилами, лестница на высоте метра от пола исчезала в стене. Петрович поднялся на пару ступенек и присел. Потом прислонился к перилам. Потом попросил принести его кофе с балкона. Я поднялась выше него еще на пару ступенек. Поставила рядом с собой бокал и тоже прислонилась к перилам, только с противоположной стороны ступенек.

— Удивительно, — он говорил то ли себе, то ли чашке кофе, потому что мне он так не говорил никогда.

Я боялась спугнуть незнакомого мне Петровича.

— Удивительно вообще или что-то конкретно? — я таки решилась поддержать диалог.

— Вроде бы должен был получиться холод. Я думал, что жить здесь будет нельзя. В такой прохладе и неуюте. Недомашние стены. Слова под ногами. А вот сижу на лестнице в никуда, и хочется не к обоям и паркету, а завернуться в теплый плед, налить коньяку и быть в этом холоде.

— А как же диван?

— Разве о нем речь? В моем доме Чайковский слушаться не будет.

— А Вы пробовали?

— Глупо прожить в доме тридцать лет и вдруг начать слушать Чайковского.

— Глупо прожить в доме тридцать лет и начать скрывать, что хочется слушать Чайковского. Если дело только в нем, конечно.

Пока шел ремонт

Сидеть дома, пока шел ремонт, было невозможно. Я бродила по городу. За два дня город был исхожен вдоль и поперек. Оказалось, что делать здесь нечего. Настолько нечего, что остается начать искать работу. Меня мне оказалось слишком много. Конечно, я хотела остаться наедине с собой, но не так много и не так вдруг. Совсем без подготовки — оказалось слишком. Меня от меня не отвлекало ничто. Даже сотовый телефон. Уже несколько дней как я жила без него. Другие звонят, разговаривают, а меня даже не тянет. Нисколечко. Наверное, заядлые курильщики, когда бросают курить, также считают дни и анализируют свое самочувствие.

«Ремонт закончится, — рассуждала я, — посижу я дома день, неделю, а потом? Так и сидеть в четырех стенах? В принципе, ничего в этом страшного или противного нет. Только, пусть и медленно, но закончатся деньги».

Эта мысль потрясла так же, как отсутствие логики в сказке «Курочка Ряба». Воздух, вода, деньги и сказки — столь естественные природные ресурсы, которые не могут закончиться, пока человек дышит, пьет, совершает покупки и на веру принимает сказки.

«Что делать?» — обычно именно с этого вопроса начинается непродолжительное раздвоение моей личности.

— Нам с тобой, дорогая, нужна работа, — мягко попыталась внести предложение деликатная часть меня.

— Наша последняя профессия осталась сама знаешь где, — старалась не слишком дерзить неделикатная.

— Нужно взять всё лучшее и полезное из прошлой жизни, — продолжила мягкую линию одна из «я».

— Тогда надо было захватить хотя бы еще одну прозрачную банковую карту, — продолжала жесткую линию другая «я».

— Но мы же можем работать?

— Кем?

— Проводить выставки.

— Собак или кошек?

— Зачем ты так?

— А что мне нужно делать? Хлопать в ладоши от радости?

— Согласиться.

— С чем?

— Что нам нужна работа.

— Согласна. Что дальше?

— Надо решить, кто мы по профессии.

— Не поздно решать надумала?

— Вот ты язвишь, а я уже придумала, кто мы.

— Слава Богу, ты знаешь только приличные слова.

— Шути-шути, а мы по профессии «кто угодно»! Правда, замечательно?

— А главное — профессия очень востребованная.

— Вот и я о том же! Смотри, берем газету и ищем, кого этот город жаждет получить в качестве рабсилы?

— Пожалуйста, «черным по белому» тебе «говорят», что городу Шмелеву нужны: продавец, парикмахер — кстати, хороший вариант! Особенно если это собачек стричь.

— Предлагаю оставить собачек в покое.

— Гуманная ты наша, тогда вот еще — секретарь, уборщица и дворник. Каравай, каравай, кого хочешь — выбирай.

— Если убирать центральную площадь, то я согласна на дворника.

— А я нет. Мне вредно так много свежего воздуха, я еще недавно из столицы — боюсь передозировки кислородом.

— Тогда вот — продавец в книжный магазин. Как считаешь, эта работа обеспечит тебе необходимое кислородное голодание?

— Мисс деликатность, какую книжку Вы держали последний раз в руках?

— Дорогую. Глянцевую. Про бизнес и успех. На выставке.

— А в библиотечном колледже, если помнишь, мы читали совсем другие… Интересно, чтобы работать в книжном магазине, обязательно предъявлять корочки библиотекарши? И где их теперь искать?

— В крайнем случае, — деликатная часть меня старалась говорить уже совсем тихо, — можно их нарисовать.

— С ума сойти, а я всегда думала, что ты знаешь только хорошие слова, — «я» резкая пошутила в несвойственно мягкой манере.

Обе части меня явно шли на сближение.

— Предлагаю разработать план действий, — деликатная часть проявила какую-то несвойственную ей активность.

— Пойдем сейчас и устроимся на работу.

— Вот так просто придем и скажем, что хотим продавать книжки? Это ты называешь планом?

— Если у тебя есть что — говори.

— Давай придем будто бы мы — покупатель.

— Действительно, самый большой дефицит в нашей квартире — это книги! Просто жуткая нехватка книг!

— Да! У нас нет ни одного художественного альбома! Ни одного! Мои глаза голодают!

— Мои тоже, но это не повод вопить как ослица.