Моника Мерфи - Второй шанс для него Страница 23

Теперь, когда она вернулась в мою жизнь, невозможно упустить ее еще раз. Смешно и нереально, но, черт возьми, я уже упускал ее – и себя. И почти потерял.

Снова рисковать я не могу.

– Знаю, мы должны поговорить, но я слишком устала, – зевая, говорит она. – Можем сделать это завтра?

– Да. – Обнимаю за хрупкие плечи и целую в лоб. Я тоже устал. И пресыщен. Удовлетворен. Секс всегда заставлял меня нервничать. Прошлое преследует меня и оставляет секс под запретом. Делает его позорным актом. Обычно я предпочитаю избегать этого. Вообще избегать женщин: они всегда хотят того, что я не могу им дать.

Но не Фэйбл. С Фэйбл все иначе. Интимная близость с ней так чудесна. Прекрасна. Мне нравится открываться перед ней, физически и эмоционально. С ней я не боюсь обнажать свою душу, раскрываться полностью.

Это освобождение. Полная свобода.

Такое маленькое чудо.

Глава восьмая

Я сделаю все, чтобы стать для тебя всем.

Фэйбл

Думаю, наконец-то я очутилась в сказке, где всегда хотела жить, с тех пор как была маленькой девочкой. Сейчас я в сказке, когда одеваюсь, готовая пробездельничать все воскресенье рядом с Дрю.

Он будит меня, осыпая поцелуями лицо. Нежные легкие прикосновения заставляют хихикать, его губы щекочут кожу. Когда он просовывает руки между нами и начинает щекотать живот, я смеюсь громче, наши ноги переплелись, голые тела касаются друга. А потом мы занимаемся медленным восхитительным утренним сексом.

Но еще до медленного восхитительного утреннего секса я, как и обещала, исследовала его тело. Изучая губами, языком и пальцами. Каково же было мое удивление, когда у него на груди я обнаружила татуировку, выписанную элегантным шрифтом. Небольшой абзац, больше похожий на стихотворные строки. Каждое слово я очертила кончиком пальца, пытаясь расшифровать значение.

Фабула страсти

Этой раскрыта в сиянии лунном

И наше

Благословенье

Любить друг друга безумно

Я в шоке: мальчик-американская-мечта Дрю Каллахан сделал татуировку. И сделал ее после того, как мы были вместе.

– Что это значит? – спрашиваю я, неторопливо обводя слова пальцем, каждую буковку отдельно.

Его, кажется, удивляет вопрос.

– Прочти ее снова, – говорит он тихо. – Медленно.

И я читаю, понимая, что из первых букв каждого предложения можно сложить мое имя. Это напоминает мне о «зефирной записке», которую он оставил. Удивлена. Потрясена. Глубоко тронута, и слезы наполняют глаза, а он целует мои мокрые щеки.

– Я написал эти слова тебе, – шепчет Дрю в мои губы, а потом целует их. – Ты превратила меня в поэта, Фэйбл.

Боже, он такой милый романтик. Хочу в нем раствориться. Навсегда.

Мы принимаем душ вместе и опять занимаемся сексом, таким сладким сексом, после которого ноги дрожат как желе, когда мы все же закачиваем водные процедуры. Он вытирает меня полотенцем, скользит пальцами между моими еще влажными ногами и доводит до следующего восхитительного оргазма.

Вместе мы абсолютно смешны. Мы не можем оторваться друг от друга. И я люблю это.

Я люблю его.

На мне вчерашние шорты, но для глупого кружевного топа слишком холодно, и Дрю разрешил взять свою старую рубашку. Надеваю ее и хохочу: она мне почти до колен. Вид глупый, но он называет меня милашкой, подхватывает на руки и целует. А потом еще раз. Основательно.

Очень основательно, пока я не шлепаю его по груди, утверждая, что должна вернуться домой, мне нужно проведать брата, прежде чем снова окунуться в его любовь.

Он разочарован, но уважает мои желания, и мы едем в мои отнюдь не сказочные апартаменты. И чем мы ближе, тем больше я нервничаю. А если мама дома? Не хочу, чтобы они с Дрю встретились. Пока нет. В любом случае, если мы продолжим встречаться, им придется познакомиться. Вот она реальность, и к ней я еще не готова.

Мне стыдно за маму: вечно подшофе, неопрятную, которая беспокоится только о себе. Дрю считает, что у него дурацкая семейка, но не стоит обманываться – моя мама вовсе не подарок.

И этот постоянный страх: я боюсь превратиться в нее, что было бы так легко. Мы во многом похожи, хотя и тяжело это признать.

Когда мы въезжаем на стоянку у дома, замечаю, что маминой машины, слава богу, нет. И на душе сразу становится легче. Дрю идет со мной в квартиру, хотя я прошу его вернуться домой, потому что мне уже скоро на работу. Но он по-джентльменски настаивает проводить меня до двери.

Если честно, думаю, он боится меня отпустить. Я чувствую то же самое.

Достав из сумки ключи, начинаю открывать дверь, но она распахивается. Испугавшись, роняю ключи. На пороге стоит Оуэн, одетый в спортивные штаны и старую футболку, волосы его торчат в разные стороны. Он бросается ко мне, обнимая за талию так крепко, что мне трудно дышать.

– Где ты была? – спрашивает он, встряхивая меня, когда размыкает объятия. – Я волновался!

– Я думала, ты будешь у друга. – Его порыв меня удивляет. Словно мы поменялись ролями. Не могу припомнить, когда видела его таким взбудораженным.

– Всю ночь я был дома один. Мама ушла к Ларри. Она думала, ты придешь домой. И я тоже так думал. Пытался отправить тебе эсэмэску и звонил, но ты так и не ответила.

Дерьмо.

– Телефон, наверное, разрядился. – Наклоняюсь, чтобы подобрать ключи. Оправдание слабое, зато правдивое.

Оуэн смотрит мне через плечо, его взгляд останавливается на Дрю.

– Кто это, черт возьми?

Господи, почему он настроен так враждебно? Его взгляд, адресованный Дрю, может убить.

– Хм… – Не знаю, как ответить. Неловкая ситуация. Не ожидала, что мой брат будет встречать нас на пороге.

– Подожди. – Оуэн обходит меня и встает прямо напротив Дрю, который возвышается над ним.

– Ты Дрю Каллахан, не так ли?

Черт. Еще одна неожиданность: Оуэн узнал его. Неудивительно, ведь Дрю – один из звездных игроков университетской команды. И в городе они что-то вроде знаменитостей.

– Да. – Улыбка Дрю добродушная и теплая. – А ты, должно быть, Оуэн.

– Ага. А ты придурок, который разбил моей сестре сердце. – Внезапно Оуэн отводит руку и бьет Дрю прямо в подбородок.

И отправляет его в нокаут.

– О, господи! – Я хватаю Дрю за плечи, но он уже пришел в себя, совершенно не веря в произошедшее. Не злится, слава богу. Скорее ошарашен.

Как и я.

– За что, черт возьми? – спрашиваю я Оуэна, который потирает костяшки пальцев. Похоже, ему больно.