Вкус к жизни (СИ) - Флёри Юлия Страница 23

– Интригуешь?

– Куда мне! Всего лишь пытаюсь сбить с тебя пыль скепсиса. Предлагаю познакомиться ещё раз. Думаю, спустя столько лет, это звучит вполне разумно. Можно узнать друг друга получше. Тебя всё ещё интересует искусство, живопись? Что скажешь, если я предложу посетить Эрмитаж?

Я даже комментировать не стала.

– Я была в Эрмитаже шестьдесят три раза. Думаешь, я чего-то там не видела?

– В одну воду дважды не войдёшь… С твоей сегодняшней позиции многие работы станут буквально открытием. Хотя, да… всё это как-то мелко. Как насчёт реставрационной мастерской? Может, тебя заинтересует хранилище? Там ты точно не была! И это я ещё не говорю про экспозицию современного искусства. Кажется, когда ты посещала музей последний раз, она даже не существовала.

– Всё это очень занимательно, но я давно не пишу и представления о «современном искусстве» у меня совсем другие. Ты ведь помнишь, чем я сейчас занимаюсь? Меня больше интересуют массовые развлечения.

– Чёрт, наверно, я забыл уточнить, что всё это ты можешь увидеть в нерабочие часы музея, – лениво бросил Павел, и я напряглась, фыркнула:

– Ты просто дразнишь меня!

– Или очень хочу, чтобы ты всё же нашла повод задержаться рядом хотя бы на несколько дней. Кстати, наверно, ты и не в курсе, но завтра состоится закрытая выставка хорошо известного тебе мастера. Ло Чжунли. Всего один вечер. Только для избранных. Не буду ручаться, но, поговаривали, будто автор порадует своим присутствием. Помнится, увидев его работы, ты порывалась выучить китайский. Как успехи?

– Иди ты к чёрту, Астафьев! – рыкнула я, буквально подпрыгнув на сидении от негодования.

– Это значит «да»? – самодовольно хмыкнул мужчина.

Я покачала головой: не стоило делать вид, будто нашла новую себя. Самообман очень дорого обходится. И вот сейчас я сижу как на иголках, готовая буквально душу продать за обещанные блага.

– Открой бардачок, – попросил Павел, а у меня, от предвкушения масштабности его очередного хода, дрогнули пальцы.

– Благотворительный вечер, – прочла я вслух и затаила дыхание: приглашение было на ближайшую среду. – И что?

– Ты так увлеклась новой карьерой, что не нашлось и пары минут поинтересоваться, как идут дела с продажей твоих картин?

– Кажется, мы закрыли эту тему, – предупредила я, не желая слушать ни о возможных перспективах, ни об их отсутствии.

– В первую очередь я бизнесмен. И как только первые эмоции улеглись, а страсти утихли, я запустил обратный процесс. Да и Эмма была очень убедительна. Последняя из имеющихся в галерее работ ушла с престижного аукциона. Счёт, который я открыл для тебя ещё тогда, пополнился на очередную сумму с шестью нолями. Что скажешь?

– Что у тебя нюх на успех, – буркнула я и отмахнулась от его осторожного прикосновения. Астафьев не настаивал.

– На благотворительном вечере будет выставлена одна из твоих работ. Тех самых, которые ты преподнесла мне в дар.

– «Преподнесла в дар»? – хмыкнула я. – Имеешь в виду что-то конкретное? Лихо завернул! Мог бы не напрягаться: я их все тебе подарила! Все, без исключения.

– Юль, давай честно: что с тобой происходит? Ты можешь сколько угодно отмахиваться от меня, от известных галеристов и от владельцев частных коллекций, которые делали весьма выгодные предложения, но что с самовыражением?

Я передёрнула плечами, не желая углубляться.

– Перегорела…

– А мне кажется, что упираешься из принципа.

– Слушай, Астафьев, а ты знаешь много людей, которые из принципа перестали дышать? – с вызовом произнесла я, но вдруг ужаснулась тому, что, кроме пафоса, Павел может ничего более и не разглядеть… Покачала головой. – Искусство – это не просто красивый рисунок на дорогом холсте и в золочёной раме! Это не только краска, не только кисти! Всё самое ценное имеет душу! Душу мастера, который творил! И если я интересую тебя как художник, как бизнес-проект, то вынуждена огорчить: ничего не выйдет! Я больше не пишу!

– Юля…

– Я больше не пишу. Точка!

– Я хочу, чтобы ты стала прежней, – проговорил Павел так, будто только что не было этой моей гневной тирады. – А ты прежняя нераздельно связана с творчеством. Прямая зависимость. Надеюсь, что, оказавшись в той среде…

– Я больше не пишу, – упрямо повторилась я и демонстративно отвернулась в сторону. – И давай не будем поднимать эту тему. Хочешь ты того или нет, но работать придётся с тем, что имеется…

Я неловко развела руками и усмехнулась собственному сравнению. Павел грустно улыбнулся.

– И это тоже моя ошибка…

– Что ты считаешь ошибкой? Показать мне дорогу к независимости, да? – понимающе кивнула я и прищурилась, прицениваясь к Астафьеву, как к человеку.

Павел не был романтиком. Слишком рационален, слишком категоричен и прямолинеен. Он терпеть не мог компромиссы и редко шёл на уступки. Если только в поисках собственной выгоды… Любил рисковать, но никогда не выходил за рамки разумного. Деньги ради денег. Успех ради ещё большего успеха.

– Что? – усмехнулся он тому, насколько глубоко я погрузилась в свои мысли. Глупо было отпираться, и я задала интересующий меня вопрос.

– Как ты вообще вписался во всю эту историю с галереей? Ведь не твоя тема… Почему тогда выбрал меня? Как в твоём списке важных дел появилась мысль о продвижении юных дарований?

– Отец посчитал, что мне стоит расширить кругозор. Выслушав его аргументы, я был вынужден согласиться. Я не имел каких-то далекоидущих планов. Это была тренировка терпения, выдержки. Люди бизнеса не всегда чётко осознают свои желания – это раздражает. А в вашей тусовке таких большинство. Музы, вдохновение, энергия солнца… Смена круга общения позволила мне терпимее относиться к чужим слабостям. А чтобы не терять времени даром, было принято решение выгодно вложиться в перспективу.

Я нахмурилась, не ожидая услышать подобные откровения. Павла же, казалось, эти признания не смущали.

– Кем принято? – пришлось уточнить, и Астафьев прокрутил пальцы, что сжимали руль.

– Идея моя, а отец поддержал.

Я рассмеялась собственной впечатлительности и осторожно покачала головой.

– Ты мне тогда казался таким взрослым… – слетело с губ признание.

– Шутишь? Я только окончил институт, и самостоятельные решения были для меня роскошью. Я в меру талантлив и успешен – этого не отнять, но даже успех нужно воспитывать. Так всегда говорит отец.

– А меня выбрал тоже по его наводке? – уколола я и была уверена, что Астафьев не соврёт.

– Нет. Уж в чём, в чём, а в искусстве отец не силён, – рассмеялся Павел, наверно, даже не распознав завуалированный смысл вопроса. – Я заручился рекомендациями специалиста. Это владелец галереи, в которой выставлялась ваша студия. Вот уж у кого нюх на таланты!

– Я была уверена, что наша с тобой встреча – это судьба, – с ностальгией заметила я и разочарованно скривила губы. – А в реальности выходит, что всё не более чем череда случайностей…

Астафьев откровенно насмехался над озвученными выводами:

– В твоём возрасте глупо верить в сказки, – вроде и по-доброму, а на деле с каким-то унизительным превосходством подчеркнул он.

– Я верю не в сказку, а в мечту.

– И о чём же ты мечтала? – вылетела из него очередная насмешка. Продолжать не было смысла, и свернуть тему показалось идеальным вариантом.

– По всему выходит, что о каких-то глупостях… – прошептала я, мысленно радуясь тому, что мы въехали в черту города.

Астафьев тут же сосредоточился и всё внимание уделил дороге, а уже совсем скоро широким жестом радушного хозяина знакомил меня со своим новым жилищем.

Это был клубный дом недалеко от центра. Закрытая территория, сад. Правда, сейчас он выглядел жалко, но весной…

Воображение поразила просторная парадная по мотивам известных произведений искусства. В самой квартире особой энергетикой «дышала» терраса. На ней был простор, на ней же пряталась свобода. Там я и остановилась, там и дождалась бокала вина.

Несмотря на заверения выдерживать дистанцию, Астафьев недвусмысленно прижался ко мне со спины и не позволил уйти от откровенного касания. Забравшись ладонью под коротенькую куртку, он по-хозяйски огладил мой живот, жарко выдохнул в шею что-то мягкое, нежное, ласковое, а затем поцеловал.