Татьяна Герцик - Трудная дорога к счастью Страница 24

– Милейшая Софья Витальевна! Если я изложу свое понимание предмета, Константин немедля мне даст в морду, а босса вызовет на дуэль, на которой его же и прикончат. Из-за вас Ирина может остаться вдовой!.. Это так жестоко! – Он вытащил из кармана не первой свежести платок и церемонно поднес его к припухшим после вчерашних возлияний глазам, осторожно промокая несуществующие слезы.

Софья Витальевна чертыхнулась:

– Вот фанфарон!

Но, понимая, что в отделе, кроме нее, дипломатично рассказать о вчерашнем происшествии и в самом деле некому, осторожно повернулась к напрягшемуся в ожидании очередных ударов судьбы бедолаге. Приторно-ласковым тоном, каким взрослые говорят с маленькими детьми, постаралась как можно мягче обрисовать неприятный инцидент, туманно скрывая гадкие подробности.

– Понимаешь, босс вчера был, мягко говоря, сильно не в духе. И не совсем корректно обошелся с Олечкой, уж не знаю почему. Может быть, он за ней ухаживал, а она его отвергла, но он сказал при всех, что она… гм… особа нехорошего поведения…

Константин побагровел и, не дослушав, вылетел из кабинета, оставив за спиной замерший в ожидании массовых репрессий коллектив.

Разъяренный, пробежал резвым, взбрыкивающим галопом по приемной мимо в панике вскочившей Аллы Ивановны, даже не посмотрев в ее сторону, хотя она героически пыталась ему втолковать, что шеф не один и входить к нему не стоит. С силой рванул дверь в кабинет, чуть не сбил с ног выходившего оттуда важного, хорошо одетого господина, нервно попятившегося при виде его взбешенной физиономии.

Глеб, провожавший посетителя до дверей, сделал вид, что ничего особенного в появлении в его кабинете агрессивно настроенного менеджера не видит. Спокойно попрощался с гостем, пожал ему руку, гостеприимно проводил до лестничного пролета и только тогда повернулся к ожидающим его сотрудникам. Властным жестом остановил бьющуюся в истерике секретаршу, замершую от одного зловещего блеска его глаз. Втолкнул в кабинет Константина, плотно закрыл за собой дверь, дабы не создавать очередного повода для сплетен. Невозмутимо повернулся к подтанцовывающему от нетерпения незваному визитеру. Указав рукой на кресло, любезно спросил:

– Чему обязан столь драматичным появлением, господин главный менеджер?

Костя недипломатично выпалил, от волнения путая слова:

– Хочу в морду себе дать!

Глеб изумленно поднял темные брови. Иронично осведомился:

– Так за чем же дело стало? И чем в этом случае я могу вам помочь?

Костя энергично поправился, подскакивая, как резиновая груша, и боксируя с воздухом:

– Нет, тебе! Тебе в морду дать!

Босс хмыкнул, сел в свое кресло, закинул ногу на ногу и стал медленно покачивать черным блестящим ботинком. Не сводя заинтересованных глаз с взбешенного посетителя, саркастически спросил:

– И когда это мы с вами, Константин Сергеевич, перешли на ты?

Костя продолжал прыгать вокруг, как боксер на разминке перед раундом.

– Когда ты мою кузину перед всеми шлюхой обозвал, гад!

Глеб побледнел и напрягся, наклонился вперед, будто для прыжка. Поставил обе ноги на пол, впился настороженными глазами в лицо противника. Осторожно переспросил, боясь ошибиться:

– Какую кузину?

Тот взревел от негодования:

– Ольгу, какую еще! Это все Иринка, романтичная гусыня: «Ах, ты ему все расскажешь, ах, у вас все наладится!» – От писка, которым он подражал высокому голосу жены, у него запершило в горле, и он раскашлялся.

Абрамов рывком встал, налил из хрустального графина стакан минеральной воды, властно подал Косте. Тот механически выпил. Глеб, нахмурившись, сердито наблюдал за теперь уже бывшим соперником. Когда Костя поставил стакан на стол, босс кивком указал на противоположное кресло и тихо, но очень внушительно сказал:

– А ну, садись, давай поговорим!

Константин, сразу почувствовавший себя виноватым во всех смертных грехах, нервно плюхнулся в прогнувшееся под его тяжестью кресло и приготовился к разгону. Оказался прав, как всегда, когда предчувствовал глобальные неприятности. Уже одно то, что босс вдруг принял его панибратское обращение на ты, переведя разговор в плоскость чисто личных отношений, заставило покрыться холодным потом.

Глеб все тем же обманчиво-спокойным тоном спросил:

– Итак, Оля просто-напросто твоя двоюродная сестра?

Костя запальчиво поправил:

– Не просто, а любимая двоюродная сестренка. Мы выросли вместе, в старом доме, там, в Липовом переулке. В школу ходили и в студию бальных танцев… – Он в смятении уставился на носки ботинок, машинально отметив, что они опять не начищены. Но это-то и понятно – ночка удалась на славу! Никогда не забудет!

Глеб не дал себя сбить с намеченного пути трогательными детскими воспоминаниями.

– А по профессии она кто?

Константин неуклюже заерзал на удобном сиденье, как будто его медленно поджаривали на раскаленной сковородке, постепенно прибавляя огонька, – становилось все горячее и горячее…

– Вообще-то она врач. – Потом уныло уточнил: – Врач на «скорой помощи»…

Глеб застонал про себя и крепко зажмурил глаза. Скорая помощь! Врач! Все стало ясно: и ночное стояние на перекрестках, и визиты полуодетых мужиков в неурочное время. Оставалась одна непонятная деталь.

– Что за парень обитал у нее в июле?

Костя жалобно пояснил, уже не рассчитывая на снисхождение:

– Это жених другой моей кузины, но с отцовской стороны. Они там жили, следили за домом, пока Ольга отдыхала на Черном море…

Глеб тяжело посмотрел на паршивца, так долго державшего его в нелепом заблуждении. Руки дико чесались. Зверски захотелось схватить типчика, устроившего ему такую подлянку, и врезать промеж глаз. В голове мелькнула мысль: может, вызвать его на улицу, как в детстве, и от души вздуть? Он кинул бешеный взгляд на сконфуженного Пепеляева и отказался от зловещего намерения. Если он еще надеется оправдаться перед девушкой, не стоит выбивать зубы ее родственникам. Стараясь успокоиться, несколько раз с тигриной грацией прошелся по кабинету, остановился перед притихшим Константином, чувствующим себя совершенно раздавленным свалившимися на него в последнее время непосильными тяготами.

– Ну что ж, все понятно. Решил проучить наглого зарвавшегося начальничка? Чтоб человечнее стал?

Костя еще больше вжался в кресло и отчаянно замотал головой, пытаясь отрицать ужасное обвинение.

Глеб неумолимо продолжал:

– Как потешался, наверное, видя, как я принимаю хорошую милую девушку за беспринципную шлюшку?!

Костя мученически воздел красноватые глаза к небу в ожидании Божьей поддержки, уже не надеясь больше на свои слабые силы. От уничижительного тона Глеба стало стыдно, щеки горели, ладони вспотели, чувствовал он себя глупым, нашкодившим щенком. Как оправдываться, не знал. Босс был прав. Все обвинения приходилось принимать.