Лариса Кондрашова - Любовный напиток в граненом стакане Страница 24

«Лунная мелодия». Лучше бы напевала что-нибудь другое. Например, «В эту ночь решили самураи перейти границу у реки!».

До последнего мига ничего не чувствовала. Даже когда не стала пользоваться лифтом, а легко взбежала на свой четвертый этаж и сунула ключ в замочную скважину.

Только тут, когда открыла дверь и собралась войти в темное нутро коридора, почувствовала посторонний запах. Сердце толкнулось: беги! Но тут из темноты протянулась чья-то рука и схватила ее, затаскивая внутрь.

Глава девятая

Даша встала на весы. Опять на килограмм похудела. Вроде нигде ничего не болело, а она все теряла килограмм за килограммом. Как будто истончалась. Как будто с этого света медленно исчезала. Ей вдруг стало так жалко себя, что она заплакала.

«Прекрати немедленно! — прикрикнула она на эту слабачку Дарью Уварову. — Еще бы не похудеть. Ни сна, ни отдыха. С утра до вечера на ногах. Пока всех чиновников обегаешь, пока перед всеми накланяешься... А со строителями сколько нервотрепки!»

Вот закончится все, станет Даша хозяйкой пусть небольшого, зато модного салона, и тогда можно будет сесть и успокоиться. Ей вовсе не обязательно станет работать самой. Разве что обслуживать постоянных клиентов, которые приходить будут не просто в салон, а именно к ней.

Она прошла в гардеробную, где на полке в самом дальнем углу в большом пакете лежала ее старая одежда. Тогда у нее был сорок четвертый размер. Потом, родив дочь, Даша поправилась до сорок шестого, и старые джинсы, например, уже надеть не могла.

Теперь надела. Свободно.

Мама вчера чуть ли не причитала над ней:

— Дашенька, ты во что превратилась! Худая, как велосипед. Небось не завтракаешь по утрам?

Она таки не завтракала. Вставала рано, как обычно. Чтобы приготовить завтрак Виктору. Потом поднимала Ладушку в садик. Девочка капризничала, есть не хотела. Даже плакала.

— Мама, в садике опять кушать заставят! Анна Иванна говорит: пока не съедите кашу, не выйдете из-за стола. Что ж мне, за столом целый день сидеть?

Она, конечно, была еще слишком маленькая, чтобы замечать, как неладно в семье у ее папы с мамой. И плакала от осознания несправедливости мира, не подозревая, что дальше будет еще хуже.

В обед Даша тоже не всегда успевала поесть, потому что бегала на всякие согласования, или доставала стройматериалы, или договаривалась с поставщиками, ездила на склад осматривать оборудование.

Обычно голод догонял ее часа в четыре. Но и тогда она не могла как следует сесть и поесть, некогда, потому по-быстрому забрасывала еду в желудок, как дрова в топку, и опять куда-то бежала.

Прошел почти месяц после того, как муж вернулся с Мальдивов. Официальная версия — для его и Дашиных родителей — уезжал в командировку. Вернулся он загорелый, но вовсе не радостный. Ходил словно потерянный и упорно после работы возвращался домой.

Даша могла бы поинтересоваться, зачем ему это нужно, но не стала. Спала она теперь в комнате дочери. Считалось, что раз Даша рассказывает дочери сказку перед сном, она вполне может нечаянно заснуть.

Неожиданно она открыла для себя, что сгусток горя в душе потерял свою болезненность и теперь ощущался лишь как тяжесть, которая мешает свободно дышать. Как при сильной простуде.

Как если бы зубную боль она стала заглушать огромным количеством анальгина. Тогда знаешь, что боль есть, она притаилась где-то внутри, но ты ее не чувствуешь, в отупении от передозировки обезболивающего.

Конечно, память упорно возвращала ее к действительности. Кто-то глубоко внутри ее причитал: «Что ты делаешь, опомнись! Муж уходит. Отец твоей дочери. Борись за свою любовь!»

Но она грубила — самой себе! — отстань, некогда, не видишь, у меня куча дел.

В один прекрасный день Виктор вдруг сказал Даше:

— Хочешь с ней познакомиться?

Даша не стала спрашивать, кто она, да как, да почему, а просто сказала:

— Хочу.

Ее жизнь становилась все более ирреальной. Муж, на себя не похожий и двигавшийся как сомнамбула. Она, ничему не удивлявшаяся.

Казалось бы, возмутись: муж предлагает познакомить тебя со своей любовницей! Разбей что-нибудь, съезди ему по физиономии. А она... Будто не впервой со своими соперницами знакомиться.

Потом она узнала, что таково было желание Светланы, той самой Годиевой, с которой — Даша подумала, вспоминая, — две недели назад Виктор летал на Мальдивы.

Просто было интересно посмотреть, к кому ее муж уходит.

Посмотрела. И обиделась за него, потому что девушка ей не показалась. Это слово она у деда переняла. Дед обычно говорил о людях, с которыми знакомился и кто ему не очень нравился: «он мне не показался» или «она мне не показалась».

Светлана была моложе Даши. На семь лет. Раскованная. Хохотала, запрокидывая голову. Наверное, чтобы лишний раз показать свою длинную гладкую шею. Рассказывала анекдоты. Довольно смелые. Даша такие тоже иной раз рассказывала, но подругам. А мужу она почему-то стеснялась. Наверное, потому, что, когда однажды она все же попробовала рассказать, ему не понравилось. Он тогда сказал:

— Фу, Даша, тебе это не идет!

Интересно, почему он не говорил: «фу, Света»?

Они посидели втроем в ресторане часа два. Светлана и Дашин муж поели с аппетитом какое-то фирменное блюдо — его названия Даша не запомнила, — а Даша для виду поковыряла вилкой, но вкуса не почувствовала.

А потом отвезли Светлану и поехали с Виктором к себе домой. Будто ничего не случилось. Это напоминало какой-то модернистский фильм, в котором действия героев были странны и нелогичны.

В машине они еще перебросились парой фраз. Но и разговор Даша поддерживала как-то отстраненно. Словно участвовала в нем всего лишь частью мозга, а остальным пыталась понять, что происходит.

Вряд ли, думала она, мужу в Светлане нравилось только то, что она моложе и свободнее в общении. Даша попыталась себя оценить беспристрастно: она была лучше. Не хвастаясь. И бюстик у нее был покрасивее, и ноги подлиннее, и волосы пышнее. И глаза больше.

Тогда что его привлекло? Она мысленно спрашивала об этом, но вовсе без надрыва, словно о постороннем человеке. Как-то все происходило в ней незаметно. Она медленно отторгала Виктора от себя. Словно он был прикреплен к ней сразу несколькими корешками, вот она и не спеша отрывала их от себя. Один за другим.

Олеся, увидев ее через десять дней после очередной встречи, ужаснулась:

— Дашуня, что с тобой происходит? Ты уже в тень превратилась. Боже, ты же на глазах таешь! У тебя ничего не болит?

— Ничего... Правда, на днях я, кажется, упала в обморок, представляешь? Но это же цирк! Ты слышала, чтобы в наше время кто-то просто так падал в обморок? Я имею в виду здоровых людей.