Наталья Сафронова - Мозаика любви Страница 24

Уже перед Сергиевым Посадом, когда дорога перестала требовать от Анатолия повышенного внимания, напряжение и отчужденность постепенно сменились откровенным интересом и искренностью. Толе удалось разговорить Татьяну, и она легко и интересно отвечала на его вопросы. Воспоминания их начались с обстоятельств знакомства в седьмом классе, а это потребовало некоторого экскурса в историю.

— И что же, ему Власова после войны не припомнили? — удивился Лобанов.

— Не успели, он умер своей смертью от инсульта, что дало моему отцу незапятнанную биографию и возможность заниматься тем же делом.

— Он тоже работал на оборонку? — уточнил Анатолий.

— Нет. Папа сумел получить образование, стать главным инженером крупного завода по производству строительных изоляционных материалов и при этом остаться беспартийным, — похвасталась дочь.

— По тем временам это требовало большой ловкости. Моего отца в звании не повышали, пока он не стал кандидатом в члены КПСС, — поделился Толя.

— А моего из партии исключали, даже не удосужившись узнать, есть ли у него партийный билет, — Тане доставляло удовольствие рассказывать о своем отце.

— И такое бывало? — изумился Анатолий и посмотрел на свою собеседницу долгим взглядом.

Почувствовав его, Таня улыбнулась и коснулась теплой рукой щеки Анатолия и напомнила:

— Товарищ водитель, следите за дорогой и не превышайте скорости.

— А вы, гражданка, рассказывайте все по порядку, — попросил он и стал энергично обгонять маячившие перед носом фуры.

— Отца вызвали в главк и дали задание срочно поехать в Воронеж, чтобы обеспечить пуск завода, который был намечен на седьмое ноября. Папа осмотрел все и доложил, что завод не будет работать не только к седьмому, а вообще никогда. Там в системе воздухозабора вентиляторы внутри труб стояли наполовину правильно, а наполовину — задом наперед. Чтобы воздух шел в печи, предстояло все разобрать и сваривать заново. Отец доложил в главк. Его вызывали на бюро местного обкома на ковер за срыв ввода производственных мощностей. Он им объяснил, в чем дело, а они радостно, что есть на кого свалить, поставили на голосование вопрос об исключении его из партии. Большинство — за, секретарь по оргработе трагическим голосом говорит: «Товарищ Луговской, сдайте ваш партбилет».

Отец хохочет, слезы на глазах выступили, а ему тот же партиец:

«Поздно плакать, надо было задание партии выполнять».

Папа еле выдавил сквозь смех:

«Я не член партии».

Ну тут у них такие лица стали, что он сдерживаться не смог и захохотал в голос. Кто-то опомнился, позвали милиционера, который у дверей дежурил, составили протокол о хулиганском поведении. А мы в это время в Магадане жили и пугать отца было нечем. После этой истории его вскоре в Москву в главк перевели в экспертный отдел.

— И тогда у Нинки появилась новая соседка по парте, так? — предположил Анатолий.

— Да, зимой, в седьмом классе, — подтвердила Таня.

— Ты хочешь заехать в Лавру? — вежливо поинтересовался Лобанов, поглядывая на указатели.

— Нет, я там часто бываю. Интереснее посмотреть Переславль-Залесский, если у тебя есть время, — попросила она.

— Если хочешь. Мы там будем через час и можем остановиться. Но, я думаю, лучше доехать до Ярославля, сделать дела и посмотреть, что нам предложат местные. А на обратном пути заедем, куда скажешь, — подобно большинству водителей Лобанов воспринимал любые остановки в дороге как потерю темпа.

— Короче, песня известная: первым делом — самолеты, ну а девушки… — Таня вздохнула и замолчала.

Позднее осеннее солнце было скрыто свинцовой, гладкой, без единой трещинки броней облаков. Казалось, что они мчатся по огромному туннелю с тусклым освещением и низким широким потолком. Поля, дома, заборы можно было принять за граффити в стиле передвижников, покрывающие бесконечные стены тоннеля. Скорость делала мир за окнами еще менее реальным. Щемящая дорожная тоска вдруг навалилась на Таню.

«Зачем я еду? Куда хочу приехать? Какой поворот спирали моей жизни привел меня к этому человеку? Что в нем осталось от того загадочно-желанного мальчика, который должен был составить счастье всей моей жизни? Имя? Профиль? Голос? Я же сама недавно делала передачу о переменах. А хочу только одного — не менять больше ничего. Не надо мне новых людей, новых увлечений, даже новой сумки не надо. Нет сил привыкать, преодолевать, превозмогать. Может, это тот самый кризис, которым всех пугают? А может, все стали взрослыми, наконец? Небо ровное и низкое, как плохо побеленный потолок, на таком не может быть ни светлых восходов, ни романтических закатов. Такое небо над головой сейчас как раз для меня».

— Музыку включить? — заметив смену настроения спутницы, спросил Анатолий.

— Может, не надо? — поспешно отозвалась Таня, представив бодрые звуки попсы под этим небом, но, спохватившись, что водитель имеет право на развлечения, если пассажир не хочет поддерживать беседу, поправилась: — Как хочешь, только не очень громко.

— Такую музыку тихо слушать нельзя, — серьезно заметил он, настраивая музыкальный центр.

— Ты рок любишь? — испугалась Таня.

— Нет, это гораздо сильнее. Слушай, — строго велел Лобанов.

Раздались звуки народных инструментов, и салон модной европейской машины, несущейся по просторам Среднерусской возвышенности, заполнил сильный женский голос, печально выводящий слова старинной песни: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина, головой склоняясь до самого тына». Звуки были родными, далекими и такими красивыми, что у Татьяны навернулись слезы на глаза.

— Ну как? — поинтересовался Анатолий, когда песня отгремела и стихла, а потом, заглянув Татьяне в лицо, неожиданно заявил: — Теперь твоя национальность не вызывает у меня сомнений.

— Почему? — удивилась Таня, но не вопросу, а ощущению, что ее тоска и сомнения растворились и вытекли вместе с парой слезинок из глаз.

— Потому что настоящий русский человек должен плакать от правильно спетой русской народной песни, так же как хохол чувствовать в горле спазмы от слов: «Ты ж мое солнышко, ты ж мое ясное…»

— Так это у тебя тест такой, антисемитский? — засмеялась Таня.

— Не права, у меня «Хаванагила» тоже есть в классическом исполнении хора под руководством Турецкого. Это просто способ заполнить графу «национальность», — обстоятельно пояснил Лобанов.

— Не ожидала, ну еще что-нибудь поставь. Это Кадышева? — угадала слушательница.

— Да, у меня пара ее дисков, все лучшее, что есть в репертуаре, — похвастался Толя.