Барбара Картленд - Бегство от страсти Страница 24

— Тогда все улажено, — сказал сэр Норман. — Вы можете приступить сразу же?

— Вы имеете в виду сегодня или завтра? — спросила изумленная Флер.

— Я имею в виду то, что сказал. Я хотел бы, чтобы вы приступили к вашим обязанностям немедленно. Мать слишком долго пробыла одна. Ее наружность обманчива. Она очень слаба, но исключительно жизнелюбива. Врачи настаивают, что ее нужно занимать и развлекать, но при этом не позволять ей ни малейшего физического усилия. Это не всегда бывает легко.

— Думаю, я могу начать сразу же, — несколько неуверенно сказала Флер. — Мне только придется съездить за своими вещами.

— Вы поедете на машине. — Сэр Норман встал и позвонил. — Ваше жалованье будет сто Фунтов в год. Этого достаточно?

— О да, вполне.

Бархем открыл дверь.

— Приготовить машину для мисс Гартон. Она поедет за своими вещами, — сказал сэр Норман. — Она займет гобеленовую комнату на втором этаже и будет пользоваться и прилегающей гостиной.

— Слушаю, сэр Норман.

— И пожалуйста, доведите до сведения всей прислуги, что отныне мисс Гартон здесь будет распоряжаться и все дела, которыми не занимаюсь я, будут в ее ведении. Понятно?

— Вполне, сэр Норман.

— Очень хорошо. — Сэр Норман подошел к Флер и, пожимая ей руку, заметил: — Увидимся сегодня вечером.

Он вышел. Флер подумала, что он мог бы добавить и что-нибудь вроде того, что надеется, ей будет здесь удобно и хорошо.

Оставшись одна, она вдруг почувствовала страх. Ей показалось, что своим поступком она положила начало цепи событий, последствия которых предвидеть ей было не дано.

Последние несколько часов она была так поглощена происходящим, что совершенно забыла о Джеке. Но теперь воспоминания вернулись к ней с неумолимой силой.

Мучительные воспоминания о тех минутах, когда они были так счастливы, когда вся ее нежность изливалась на него, привлекая Джека в ее объятия, в ее сердце.

Никогда больше! Она никак не могла примириться с жестокой правдой, не могла до конца понять, что Джек, как и другие, кого она любила и потеряла, должен стать теперь частью прошлого, что его нет в настоящем и не будет в будущем.

«Я должна проститься с ним», — сказала она себе. Потом вспомнила, что он вернется поздно, возможно, после ужина.

«Так лучше, — подумала она, — лучше уйти не простившись. Что бы мы ни сказали друг другу, что бы мы ни чувствовали, это будет только слабым отзвуком той страсти и нежности, что некогда связывала нас».

Думать так было легко, но куда труднее действовать в таком духе.

Слезы выступили у нее на глазах. Ее охватило безумное желание найти сэра Нормана и сказать, что она не сможет переехать сегодня. Она должна провести еще один вечер с Джеком, еще несколько часов, чтобы насладиться хоть немного, хоть чуть-чуть близостью к нему. Но… какой в этом смысл?

Флер порывисто встала.

«Я должна научиться его ненавидеть, — подумала она. — Ненавидеть всех мужчин, покончить с любовью, забыть об этом. Мои жалкие переживания не имеют, в сущности, никакого значения. Достаточно только посмотреть на этот дом! Люди, которые жили в нем, любили и страдали, боялись и ненавидели, — их нет! Остались лишь стены. Жизнь — это нечто преходящее и ничтожное. И какие мы все ничтожества!»

Она подошла к окну и выглянула в сад. Слезы катились у нее по лицу, мучительной болью отзывалось каждое биение сердца. Сад, казалось, застыл в своей вечной прелести.

— Боже, даруй мне обрести здесь покой! — молила она.

Глава одиннадцатая

Первые дни в Грейстон Прайори прошли для Флер как во сне.

Ей было трудно разобраться со своими впечатлениями, но красота и атмосфера Прайори завладели ею; все было для нее постоянным источником радости и интереса.

И наконец, несмотря на свои собственные переживания, не дававшие ей покоя, Флер обрела мир в своем новом окружении.

Сначала это чувство было едва заметным, но даже такое небольшое облегчение Флер приняла с благодарностью, надеясь, что в конце концов ее сознание проникнется им навсегда.

Но как бы ей ни хотелось оставаться спокойной и безмятежной, с того самого момента, как она покинула дом Рейнольдсов, Джек бомбардировал ее письмами и телефонными звонками.

Пережив разочарование и изменив свои представления о нем, Флер считала, что ее отъезд не будет иметь для него значения. Но как только она уехала, Джек понял, что он теряет.

В тот же вечер около девяти часов ее позвали к телефону.

— Что это я такое слышу? — сказал Джек сердито. — Мама говорит, что ты устроилась на работу. Этого не может быть!

— Но это так, — возразила Флер. — Почему ты так удивляешься? Не могла же я оставаться у вас после…

— Не говори глупостей! Ты знаешь, что ты мне нужна. У меня остается еще неделя отпуска, и потом, Флер… Флер, любимая, ты не можешь так меня оставить.

Его голос стал мягким и нежным; она изо всех сил старалась сопротивляться звучавшему в нем призыву.

— Прошу тебя, Джек, будь благоразумен! Я оставила тебе записку — ты ее найдешь на туалетном столике.

— О чем ты в ней пишешь?

— Я прощаюсь с тобой.

— Но ты не можешь уйти! — голос его вновь поднялся до крика.

— Могу и должна, — с отчаянием проговорила Флер, — и я не могу дольше разговаривать — это неудобно. Прощай… любимый.

Она не могла удержаться от этой последней ласки, это слово выскользнуло у нее невольно. Не дожидаясь ответа, она положила трубку и почувствовала, что вся дрожит и вот-вот расплачется.

Она вернулась в спальню миссис Митчэм, где беседовала со старухой, когда Бархем позвал ее к телефону.

Подойдя к двери, Флер постаралась принять естественный вид, но от зорких глаз старухи нельзя было ничего скрыть.

— Уверена, что это был ваш молодой человек, — сказала она. Когда Флер не ответила, миссис Митчэм продолжала: — Вам кажется, вы ужасно несчастны, но пари держу, что он и слезинки вашей не стоит. Послушайтесь моего совета, милочка, и забудьте о нем. Много их еще у вас будет.

Флер подумала, что в усмешке миссис Митчэм было что-то циничное. Она молча сидела у постели, раздраженная этим вторжением в ее внутренний мир. Внезапно усыпанная драгоценностями рука легла на ее руку.

— Не надо огорчаться, дитя мое. Увидите, что в конечном счете все сложилось к лучшему. Конечно, сейчас вам от этого мало утешения, когда у вас сердце кровью истекает, но, прожив с мое, вы убедитесь, что я права.

В ее голосе было что-то настолько добродушное, что слезы подступили к глазам Флер, и на этот раз она их не сдерживала.

— Ну, ну, — сказала миссис Митчэм. — Я бестактная старуха, но вы должны принимать меня такой, какая я есть, мне уж слишком поздно меняться. Расскажите мне все — вам будет полезно высказаться. Если все время так сдерживаться, то в конце концов взорвешься.