Белва Плейн - Золотая чаша Страница 24

– Но ты же не хочешь.

– Я хочу, Хенни! Конечно же, хочу. Это получилось немного раньше, чем я… но мы справимся, и все будет хорошо, – и он повторил умоляющим тоном: – Не бойся, Хенни.

– Все это время… сначала ты говорил, что мы не можем этого позволить, а затем и вовсе перестал касаться этой темы.

– Наверное, я боялся ответственности. Счета, плата за квартиру, я не хотел думать об этом. Поверь, я чувствовал себя виноватым. Для тебя было бы лучше, если бы тебе встретился другой человек.

Хенни закрыла лицо руками. Другой человек был бы для тебя лучше, сказал он. Внутри у нее была лишь пустота. Все остановилось. Все.

– Хенни, посмотри на меня. Я вовсе не в восторге от собственного поведения. Пожалуйста, не плачь. Я не выношу слез.

– Я не плачу. – Она подняла голову. Она выглядела как сама смерть. Увидев, что Дэн по-настоящему расстроен, она испытала мстительное удовлетворение.

– Ты сумеешь быстро забыть про мои слезы. Мисс Люси Марстон поможет тебе в этом.

– О чем ты говоришь?

– Я полагаю, это ясно.

– Она-то к этому какое имеет отношение? О чем ты подумала? Девушка… хорошенькая девушка, но таких десятки… Неужели мужчина не может поговорить с девушкой без того, чтобы все тут же не начали подозревать… – он запнулся и замолчал.

«Если бы я могла поверить ему. Может, он говорит правду».

Она встала и, отдернув штору, выглянула в окно. По улице шел фонарщик; его продвижение отмечалось появлением в сгущавшейся тьме слабых пятен света. Он был единственным живым существом на пустынной улице.

Дэн повторил:

– Мы должны как можно скорее пожениться, Хенни.

Она резко обернулась.

– Нет. Я не хочу, чтобы ты женился на мне, потому что «мы должны». – Что-то сильное, бесшабашное, бунтарское всколыхнуло ей душу, заставив выйти из состояния апатии. – Я заслуживаю большего. Я не стану жить с человеком, который будет тыкать мне этим всякий раз, когда нам случится не сойтись во мнениях.

– Этого никогда не случится.

– Мы всегда будем думать одинаково? Но это же смехотворно. Ты не можешь всерьез говорить это.

– Я имел в виду, что не буду «тыкать тебе этим».

– Твоему слову больше нельзя верить. Он спокойно спросил:

– Тогда чего же ты хочешь?

Прислонившись головой к ледяной раме, она думала: «Хочу, чтобы все было как в начале. Чтобы ты смотрел на меня так, как тогда на Бруклинском мосту, когда ты сказал «Я люблю тебя, Хенни. У нас с тобой впереди много прекрасных лет, целая жизнь».

– Хенни, скажи что-нибудь. Посмотри на меня. Если ты не выйдешь за меня замуж, что же ты будешь делать?

– Не знаю, – она услышала собственный смех, противный, дребезжащий, – покончу с собой, наверное.

– Боже мой, Хенни!

– Кому какая разница? Ты думаешь, я актерствую, чтобы вызвать у тебя жалость? Или угрожаю тебе, хотя зачем бы мне было это нужно? Нет, я и вправду считаю, что моя смерть не многих огорчит. Что меняется от того, жива я или нет, для моей семьи, для тебя, для всего мира? О, конечно, мои родные поплачут какое-то время, вспоминая меня. Тебя какое-то время, ну, может, пару месяцев, будет мучить совесть. Друзья семьи будут обсуждать это между собой: «Как вы думаете, эта дочка де Ривера, говорят, она… Нет, не может быть… Да, моя дорогая, я слышала…» А потом жизнь войдет в прежнее русло; но я, по крайней мере, буду избавлена от всех забот.

Слова будто возвышали ее над ним. И она искренне верила в то, что говорила. Как-то вдруг гнев сделал ее сильной.

Его же эти слова привели в ужас.

– Хенни, не говори так!

Он обнял ее и прижался щекой к ее волосам. Она ощутила его теплое дыхание, услышала его бормотание:

– Не говори о смерти. Пожалуйста. Ты пугаешь меня. Но ее тело, словно окаменев, не отзывалось на крепкое объятие. Ни слова о своем двухнедельном молчании, о своем равнодушии.

И вдруг она осознала, что он подавляет рыдание.

– Я знаю, я не всегда вел себя как положено мужчине. Я причинил тебе боль. Посмотри на меня, Хенни, пожалуйста.

Он взял ее за подбородок, и она увидела слезы в его глазах.

– Я не хотел, чтобы ты страдала. Но со мной нелегко. Я совершаю много ошибок, я не слишком внимателен. Но я исправлюсь, поверь мне.

– Хотелось бы.

– Тогда поверь мне. Я раскаиваюсь. О Господи, как я раскаиваюсь.

С таким выражением лица нельзя лгать. Нет, это невозможно.

– Поверь мне и отныне всегда верь мне.

Она молчала. Желание верить боролось с сомнениями и колебаниями. Но его слезы растопили ее сердце. Болезненный нарыв недоверия и горя в ее душе прорвался, она разрыдалась.

– Я не хочу умирать, – рыдала она. – Я не это имела в виду.

– Конечно, нет. Ты будешь жить. Милая моя Хенни.

Он целовал ей волосы, их слезы смешались, они прижались друг к другу, и его губы нашли ее губы. Ее обволакивало тепло его тела; в нем растаяли ее страх, ярость, чувство уязвленного самолюбия, и им на смену пришло спасительное облегчение.

– Ты чудесная, храбрая.

– Не знаю.

– Да. Да. Чудесная и храбрая.

Они долго стояли, прижавшись друг к другу, потом Хенни улыбнулась и привычным жестом откинула прядь волос у него со лба.

– Я позабочусь о тебе, Хенни. И я поговорю с дядей Дэвидом, пусть даже ему и хочется убить меня.

Теперь она могла смеяться.

– Да он вовсе этого не хочет.

– Я позабочусь о тебе. Не бойся ничего. Я здесь с тобой. Я всегда буду с тобой.

Да, да, забыть обо всем, ни о чем не спрашивать, начать с начала.

– Я не понимаю этой внезапной спешки, – сказала, нахмурившись, Анжелика. – И почему твой отец идет в этом вопросе на поводу у Дэна.

– Папа рад за меня.

– Все это какая-то загадка. Ни с того ни с сего твой отец начал его нахваливать. Он такой образованный, он ученый. Какое это имеет значение?

«Это потому, что папа знает, какой несчастной я себя чувствовала, – подумала Хенни. – А может, он догадывается и об истинной причине «спешки».

– Подожди до весны, – вступила в разговор Флоренс. – За зиму мы как следует все подготовим. Теперь, когда вы обручены, можно не торопиться.

– Флоренс, мы не хотим ждать.

– Тогда придется поспешить с приглашениями. Ах, Хенни, устроим все у меня. Ты будешь спускаться по лестнице. Я украшу перила гирляндами из аспарагуса…

– Спасибо тебе за предложение, но я бы не хотела пышной церемонии. И пусть все состоится у нас дома.

– Но у Флоренс было бы так красиво, – возразила Анжелика. – Тебе не следует отказываться.

– Папа будет счастлив, если мы устроим свадьбу здесь.

– Пожалуй, она права, – нехотя согласилась Флоренс. – Ты же знаешь, он до сих пор переживает, что я выходила замуж не у нас дома.

Анжелика вздохнула. «Она не испытывает радости, – подумала Хенни, – вот если бы я выходила замуж за того, кто ей нравится, она бы чувствовала себя куда бодрее». И, как ни странно, ею овладела жалость к матери, которую постигло, как та сама считала, очередное разочарование.