Анри Труайя - Анн Предай Страница 24

Он испытал неподдельное удовольствие, но вместе с тем испугался возможной колкости и внутренне весь сжался.

– Я уверена, что вам не раз приходилось бродить с дочерью по старым улочкам Парижа, рассказывая ей о минувших столетиях, о людях и каменных стенах, которыми и за которыми вершилась история, – продолжила мадам Редан.

– Верно, случалось и такое, – буркнул Пьер.

– Мне бы тоже хотелось… – вздохнула мадам Редан.

– Если пожелаете, я как-нибудь составлю вам компанию, с удовольствием… – начал было он.

Его ответ был обычным проявлением вежливости. На меньшее – после того, как она сама напросилась на прогулку, – он был не способен. Но согласись она, он бы ужасно огорчился.

– Вы так добры, – сказала она. – Однако я не хотела бы этим злоупотреблять. Если только вас не посетит подобная идея, скажем, в воскресенье или в понедельник… Да, в понедельник магазин закрыт.

– Вот и отлично… – пробормотал он.

Она допила вино. Помада на верхней губе смазалась, и она слегка подправила макияж. Лицо ее помолодело и посветлело, словно внутри зажгли лампочку. Пьер так спешил домой, что даже не предложил мадам Редан проводить ее до метро. Они расстались прямо у кафе. Ну вот он и один. Пьер вздохнул. Никогда больше ноги его не будет на пороге этой лавчонки. Пять минут второго! Он почти бежал. Лицо Анн в его воображении разбухало наподобие тяжелой грозовой тучи, пронизанной всполохами молний. Оказавшись наконец в столовой, он предстал перед дочерью, потупил глаза и едва слышно выдавил из себя:

– Извини, ты меня долго ждешь?

– Нет, – ответила она. – Я только вошла. Ты откуда?

– Почему ты меня об этом спрашиваешь, Анн?

– Чтобы знать, папа…

– Я прогуливался.

На другие вопросы он ответить не смог бы, но она их и не задала. Успокоившись, Пьер сел к столу, напротив нее. Получалось, что дома все устроилось как нельзя лучше, и мысли его снисходительно вернулись к мадам Редан. У нее действительно красивые руки, а взгляд голубых глаз прозрачен, как витражи. И правильно он сделал, что приобрел эту книжку. Антикварная редкость, а так недорого.

Легкая порция белого вина разбудила в нем аппетит. Он съел обед быстро и с удовольствием. Анн, напротив, лишь поковырялась в своей тарелке.

– Ты не голодна? – спросил он.

– Нет.

Лицо Анн было сухо, лоб нахмурен, щеки бледны.

– Несколько последних дней ты плохо выглядишь, – продолжал он. – Ты часом не заболела?

– Вовсе нет. Проблемы по работе.

– Что за проблемы?

– Все те же.

– Ты мне ничего не рассказываешь.

– Папа, хватит об этом, прошу тебя, – оборвала его она.

– Ты злишься, что я опоздал к обеду?

– Да нет же!

Луиза принесла сыр. Анн решительно отказалась. Пьер слыл почитателем «Канталя», но взял лишь кусочек, словно боялся вызвать недовольство дочери, съешь он столько, сколько ему хотелось.

– Что нужно сделать после обеда, мадемуазель? – поинтересовалась Луиза.

– Должны бы знать. Сколько можно об этом говорить? – сердито ответила Анн. – Сами палец о палец не ударите!

– Но, мадемуазель, вчера вы сказали, чтобы я у вас спросила. Тут и глажка, тут и стирка, и все разом…

– Делайте, что хотите. Только на будущее – потрудитесь не трогать мои вещи. Сегодня утром свою сумочку я нашла в обувном шкафу, а крем для снятия макияжа – в аптечке. Если вы не исправитесь, мне придется с вами расстаться.

На Луизу было жалко смотреть. Огромные, слегка навыкате глаза были полны слез.

– Мадемуазель, прошу вас… Что я буду делать, если вы меня прогоните? Ведь в моем возрасте я никому не нужна!..

Анн молча испепелила ее таким взглядом, что бедная Луиза поспешила убраться на кухню.

– Мне кажется, ты с нею чрезмерно резка, – сказал Пьер. – В конце концов, она делает то, что может.

– Ты хочешь сказать, что по большей части она делает так, как удобно ей?

– Что будет с нами без нее? Лучше, боюсь, тебе все равно никого не найти…

– Ты всего боишься, папа. Незаменимых не бывает.

Он умолк, чтобы не усугублять ее раздражение. И на Эмильен тоже порой накатывали приступы раздражения, этакой семейной строгости. Должно быть, им подвержены все женщины. Уравновешенные внешне, они время от времени все же нуждаются в нервной разрядке, и непременно через какой-нибудь скандал. Даже мадам Редан, должно быть, не лишена этого недостатка. Хотя ее трудно себе представить иначе, нежели спокойной, выдержанной, улыбающейся… Не успел он допить вторую чашку кофе, как Анн умчалась в издательство, сославшись на спешную встречу.

На самом деле никто ее не ждал. Рабочий стол, заваленный разбросанными в беспорядке бумагами, нагонял тоску. После смерти матери Анн прятала свое отчаяние в кучу повседневных забот. После ссоры с Лораном она не могла заставить себя даже разобрать почту, трудно было сесть за наброски плаката, связать воедино две мысли. Уже две недели его нет в комнате, он ушел. Куда? Привратница об этом ничего не знала. Конечно же, вернулся к себе в Экс-ан-Прованс. Во всяком случае, ничего не оставил после себя – ни носка, ни платка. Только теперь она поняла, что это разрыв. Но разве не этого ей хотелось?

В сотый, в тысячный раз она прокручивала перед собой сцену в ресторане. Зачем она устроила ему такой отвратительный прием? Вместо того чтобы смущать его, могла бы предложить ему сесть с ними за столик. Марк все понял бы правильно. Ну пообедали бы они втроем. В итоге Лоран, ставший для нее всем, принесен в жертву, вместо ничего более не значившего Марка. Заботилась о приличии? Какая глупость! А пощечина посреди улицы? Будто наказала дерзкого юнца.

А прав-то был он. Хотя бы потому, что жил главным. Он жаждал свободы, ему претили любые правила и ограничения, его невозможно удержать в клетке. Как же он должен был ее презирать после той перепалки, когда она снова выставила себя во всей своей красе, полной обычных условностей?

Наскоро, набегом затащила она его в странный, непривычный мирок тридцатилетних теток. Так кем же он был для нее? Сумасбродной авантюрой или полыхающим откровением? Или тем и другим сразу? Изо всех сил Анн пыталась забыть его. Но чем больше усилий она прилагала, изгоняя его из памяти, тем прочнее он там обосновывался. С присущим ему напором, со всей своей требовательностью, пылкостью. В этой неравной борьбе она истратила все силы. Скисло ее чувство юмора. Она с трудом переносила выходки отца, Луиза ее раздражала. Она вдруг спросила себя, поняла бы ее Мили, и эта мысль вспенилась в душе нежностью. Анн бросилась было в немой диалог с вызванным в памяти образом, но тот ускользал тем быстрее, чем сильнее хотелось его удержать. Интересовала ее не Мили-мать, но Мили-женщина. Лицом к лицу с любовью. Если бы Мили увидела Лорана, что бы подумала о нем? Поддалась бы этой его загадочной притягательности дикого зверя? Да, несомненно! Анн снова и снова повторяла эти слова, оправдываясь в собственной слабости. Сердце в груди билось часто-часто, ей хотелось плакать. Но нужно еще обсудить с Каролю и Бруно их макет, отвечать на телефонные звонки, спуститься к мсье Куртуа, который на все посматривал искоса, словно видел за ее спиной Лорана.