Пола Хейтон - Залог любви Страница 25

Ричард осторожно поставил чашку на стол.

— Одри, он действительно говорил все это?

— Да, и не только. Он требовал, чтобы я… я… — Ее голос прервался. Едва сдерживая слезы, Одри низко опустила голову, разглядывая какао в чашке.

— Требовал чего? — мягко спросил Ричард.

Как Одри ни уговаривала себя сдерживаться, одна слезинка, маленькая и прозрачная, все же вырвалась на волю и, медленно скатившись по ее лицу, капнула с кончика носа прямо в чашку.

— Он хотел, чтобы я… — последние слова Одри почти прошептала, словно боясь, что их еще кто-нибудь услышит, — чтобы я избавилась от ребенка. Но я…

Серые глаза Ричарда словно подернулись льдом, линия подбородка стала тверже. Он осторожно протянул руку и нежно коснулся щеки Одри, той, на которой одинокая слезинка оставила влажную соленую дорожку.

— Но ты не смогла этого сделать, да, Одри? Как бы тебе ни было сейчас трудно, ты любишь своего малыша, да? Ты счастлива тем, что он у тебя есть.

— Да, я люблю его!

Тронутая тем, что Ричард так хорошо понял то, что она хотела сказать, Одри приподнялась на диване и обхватила Ричарда руками за шею, уткнувшись лицом в его грудь. На мгновение Одри почувствовала, как он напрягся, но потом шея и плечи его расслабились, и он мягко и осторожно сомкнул руки на талии Одри.

Одри чувствовала биение его сердца у своей щеки, его теплое дыхание — на своей макушке и в эту минуту ощущала себя надежно защищенной. Ей больше не хотелось плакать. Радость от того, что в ее жизни теперь есть человек, которому она смогла рассказать то, о чем не рассказывала никому, была столь полной, что в эту минуту Одри хотелось лишь одного — чтобы это продолжалось вечно.

Но вечно это продолжаться не могло. Одри неохотно высвободилась из объятий Ричарда и с чувством сказала:

— Спасибо тебе.

Неуверенная улыбка тронула уголки губ Ричарда.

— За что?

— За то, что выслушал. За то, что приходишь сюда каждый день. За то, что терпишь меня.

— Спасибо тебе — за то, что терпишь мою готовку, — подхватил Ричард и легонько щелкнул ее по носу. — Допивай какао и ложись. Тебе надо отдохнуть, да и мне пора ехать домой.

Одри действительно почувствовала внезапную усталость и с трудом сдержала зевок.

— Да, пожалуй, ты прав, я, кажется, вот-вот усну.

Сквозь полуприкрытые глаза Одри наблюдала, как Ричард встал, сразу превратившись в Гулливера, отнес чашки из-под какао в кухню. Зашумела вода — Ричард мыл посуду. Вот он вернулся в гостиную, надел пиджак, поправил манжеты рубашки.

Увидев, что Одри наблюдает за ним, Ричард улыбнулся ей и погрозил пальцем. Одри вновь прикрыла глаза, делая вид, что засыпает. Взяв со стола лист бумаги со списком покупок на завтра, Ричард направился к двери.

— Позвоню тебе завтра. — Он остановился и шутливо погрозил Одри пальцем. — Береги себя.

Дождавшись, пока Ричард захлопнет за собой дверь и дважды повернет ключ в замке — теперь у него были ключи от ее квартиры, — Одри встала и на цыпочках прокралась в прихожую. Приложив ухо к двери, Одри слушала удаляющиеся шаги Ричарда и думала о том, что встретила наконец человека, способного позаботиться о ней. До этого Одри, в основном, сама заботилась о других и считала, что так и должно быть — у каждого свое предназначение. Ричард был поистине подарком небес — он появился в жизни Одри в самый трудный период и добровольно взял на себя груз ее забот.

Внезапно Одри поняла, почему не возражает против того, чтобы Ричард приходил к ней каждый вечер, почему согласилась поехать с ним к его родителям, почему при взгляде на фотографию его бывшей жены чувствовала себя толстой и уродливой.

Ответ был прост: она влюбилась.

Нет — полюбила. Полюбила Ричарда Андервуда. Не той недолговечной летучей любовью, что вспыхивает на краткий миг, когда на нее падает искра жалости и сострадания или всепоглощающей животной страсти, нет. Той любовью, что вырастает прекрасным цветком из самых глубин души и после вбирает в себя все: и жалость, и сострадание, и всепоглощающую страсть — любовью, к которой трудно подобрать слова. Настоящей любовью.

Одри вынуждена была открыть себе страшную правду: она наконец встретила свою любовь, и встретила ее слишком поздно.

На следующий день Ричард по окончании рабочего дня поехал привычной дорогой по направлению к дому Одри. День у него выдался беспокойным, к тому же завершился он звонком отца, приглашавшим его поужинать. Ричард прекрасно понимал, ради чего отец затевал этот ужин — вне всякого сомнения, разговор вновь пойдет о необходимости его перехода в контору отца. От встречи на этот раз удалось уклониться — Ричард сослался на неотложные дела. В итоге они договорились встретиться на следующей неделе, и фактически это означало, что к тому времени Ричард должен будет принять решение относительно смены места работы. Однако сейчас Ричарда беспокоила только Одри.

Весь день он думал о ней, об их вчерашнем разговоре и о той невидимой, но прочной нити, что связала их вчера вечером, когда они говорили друг с другом о том, о чем ни с кем раньше не говорили.

Когда вчера Ричард обнял Одри и почувствовал под своими ладонями гибкую впадинку на ее талии, он на мгновение словно забыл, что эта женщина беременна, и желал ее — все-то лишь миг, но желал. Но это мимолетное желание не было главным — Ричарду нравилось общество Одри, ее доброта, ее несгибаемая воля, ее смех.

Какая-то неведомая сила каждый день тянула Ричарда к Одри. Ему было покойно и уютно в ее квартире, словно это был и его дом. Это было странное и непривычное ощущение для Ричарда — он всегда скованно чувствовал себя в обществе кого бы то ни было, за исключением членов своей семьи.

Ричард открыл дверь квартиры Одри, стараясь поменьше шуметь, чтобы не испугать ее. Вот я и дома, подумал он и осекся: это вовсе не мой дом, я всего лишь помогаю Одри в трудную минуту, помогаю своему другу.

Едва Ричард переступил порог квартиры, как в него полетела подушка, попав ему в грудь. Следом раздался веселый смех Одри.

— Давно мечтала это сделать! — Одри удобно расположилась в кресле напротив двери, ее волосы разметались по его спинке.

— Хорошо, что не разбила ничего, — проворчал Ричард, посылая подушку обратно, впрочем, довольно осторожно, намеренно стараясь промахнуться. Разумеется, он не попал в Одри — подушка мягко шлепнулась на пол у ее ног.

— Мазила! — Одри показала ему язык.

— Твое счастье, женщина, что у тебя внутри невинный младенец, а то тебе не поздоровилось бы.

— Ой, как страшно! Пощади! — Одри скорчила такую уморительную рожицу, что Ричард не удержался от смеха.