Фэй Уэлдон - Судьбы человеческие Страница 25

— Я не думаю, что уже пора, — сказала она. — Может быть, это просто пищевое отравление. Послушай, останови возле госпиталя, они присмотрят за мной и отправят домой, если все хорошо, тогда позже я приеду к Феркину на такси.

Клиффорд послушался, высадил ее возле госпиталя и уехал один.

— Даже если она и рожает, — разглагольствовал Дэвид Феркин, когда Хелен так и не приехала, — первые роды идут очень долго, так что беспокоиться не о чем; а, впрочем, я сомневаюсь в этом. Но роды — это совершенно естественный процесс. И мы не должны вмешиваться и обращаться к помощи медицины.

Дэвид Феркин ненавидел детей — и был горд этим. Все гости дружно признали то, что Хелен — красивая, здоровая женщина, а, значит, беспокоиться не о чем; и никто не начал подсчитывать на пальцах, сколько месяцев прошло со дня свадьбы, или, по крайней мере, Клиффорд этого не заметил.

Да, Хелен в самом деле была красивой, здоровой женщиной, хотя и безмерно перепуганной, а малышка Нелл — прекрасным, здоровым ребенком, и родилась она совершенно самостоятельно — в три часа десять минут ночи. Звезда Нелл миновала созвездие Стрельца и вошла в созвездие Козерога, наделив ее и здоровьем, и живостью, и красотой. Луна всходила для нее в Водолее, что придало ей доброту, благородство, очарование и щедрость души. Венера была в это время в центре небосвода, в Весах, что наполнило Нелл желаниями, дало ей силы любить и быть любимой. Но Меркурий в то время был слишком близок к Марсу, а Нептун — в оппозиции к обоим, Солнце Нелл противостояло Луне — это-то и предопределило странные события в жизни Нелл: и великие беды — и великую удачу. Сатурн, в сочетании с Солнцем, также чинил козни в двенадцатом доме: предположительно, настанут в ее жизни дни, когда она будет глядеть на мир из-за решетки. Вообще-то, это нередкий взгляд на все сущее.

Ну вот, пожалуй, и все. Какой еще отчет дать о том, чему причиной не мы сами, а слепая судьба?

Акушерка с пристыженным лицом, услышав первый крик Нелл, вбежала в палату, и вскоре Нелл была вымыта, завернута в чистые пеленки — и вручена Хелен. Хелен моментально влюбилась в нее: не так, как она влюбилась в Клиффорда — в эротическом возбуждении и стремительно, необдуманно, но на веки вечные, спокойно и сильно.

Когда Клиффорд, наконец, оторвался от бренди и крекеров, поданных после ужина, и уже в четыре часа утра сидел возле кровати Хелен, она показала ему младенца: почти со страхом, благоговейно приподняв пеленку с крошечного личика, наклоняясь над колыбелью. Она никогда не знала наверняка, что именно Клиффорду понравится, а что — нет; что он одобрит, а что осудит. Она стала очень застенчивой, стыдливой, почти робкой. Она сама не понимала, в чем дело. Раньше она надеялась, что рождение Нелл улучшит ее жизнь с Клиффордом.

Она даже не думала, как видите, ни о собственной боли, ни о том, что только накануне Клиффорд с легким сердцем оставил ее в трудном положении; она думала только о том, как бы угодить ему. В эти первые месяцы их совместной жизни Хелен была, как никогда, похожа на свою мать.

— Девочка! — воскликнул Клиффорд, и на мгновение Хелен подумала, что он выразил неудовольствие; но он взглянул в личико своей дочери и улыбнулся, и сказал: — Не хмурься, малыш: все будет хорошо.

И Хелен могла бы поклясться, что малышка Нелл сразу же перестала хмуриться и улыбнулась в ответ, хотя и говорят, будто младенцы в течение шести недель не умеют улыбаться. (Все акушеры говорят это, и все матери знают, что это не правда).

Клиффорд взял ребенка на руки.

— Осторожно, — попросила Хелен, но в этом не было нужды.

Клиффорду было привычно держать в руках предметы величайшей ценности. И тут он почувствовал, к своему изумлению, и почувствовал остро, и боль, и наслаждение отцовства: тот пронзительный укол в сердце, то настоятельное желание защитить, та теплота близости, что даст нам веру в бессмертие, и уверенность, что то, что вы держите в руках — это не просто ребенок, а будущее всего человечества…

Он чувствовал безмерную благодарность к Хелен за то, что она родила этого ребенка. И впервые с того момента, когда он вызволил ее из клиники «Де Вальдо», он поцеловал ее со всей щедростью любви. В сущности, он только сейчас простил ее, и Хелен засняла от этого прощения.

— «Все прекрасно…» — процитировала она кого-то и закрыла глаза, не зная, в сущности, кого именно цитирует, — «…и будет прекрасно, и да будет так».

И Клиффорд даже не стал спрашивать, откуда эта цитата.

До года своей жизни Нелл росла, окруженная плотным коконом любви и обожания. Леонардос под руководством Уэксфорда расцвел: приобретен был Рембрандт, проданы несколько картин старых голландских мастеров; предполагаемый Боттичелли вывешен под этим окончательным авторством (к изумлению искусствоведов галереи Уффици); в отделе Современного искусства цена на работы Дэвида Феркина, который выставил ныне условие, что он будет писать не более двух работ в год, иначе разрушит рынок, достигала пятизначной цифры.

Хелен тоже расцвела в лучах любви своей — и Клиффорда. Она обожала по очереди Клиффорда и Нелл. Это даже приятнее — только труднее — любить, чем быть любимой. Но когда и то, и другое соединяются в одном лице, в одном месте — что может быть прекраснее?

Приливная волна несчастий

Читатель, всякий союз, что стремительно заключен, так же стремительно может быть и разрушен; так связанный свитер, когда из него вытянешь всего одну нитку, пойдет распускаться дальше, и вскоре от свитера останется лишь гора мятых нитей — короче, мусор, ничто.

Или, давайте представим это иным образом: допустим, вы уверены, что живете во дворце, однако это карточный домик. Потяните лишь одну карту — и целое сооружение мгновенно распадется, и от него не останется ничего, кроме горки карт.

Когда Нелл было всего десять месяцев от роду, брак Уэксфордов распался, и руины его посыпались на голову бедной малышки: все случилось быстрее, чем кто-либо мог предполагать. Одно мерзкое событие следовало за другим.

Вот как это произошло.

Пятого ноября Конрэнзы давали вечер с фейерверком. Помните? Там были все нормальные люди, включая Уэксфордов.

Хелен оставила малышку Нелл на няню: ей не хотелось, чтобы ребенок пугался выстрелов и хлопков. Она поехала в гости раньше Клиффорда, который должен был прибыть прямо из Леонардос. На ней было кожаное пальто с вышивкой и сапоги с обилием шнуровки. Она выглядела тонкой, очаровательной, нежной и немного чем-то изумленной, как и многие молодые женщины, недавно вышедшие замуж за активных мужчин; то есть, я хочу сказать, была очень привлекательной. Мужчины, увидев такую женщину, ведут себя, как правило, подобно оленям в брачный сезон: демонстрируют свои рога и говорят: «Клянусь Богом и Природой, ты будешь моей!» Если бы она надела свое старое фланелевое пальто, может быть, ничего бы не случилось.