Мэриан Кайз - Замри, умри, воскресни Страница 25

При этих словах Жожо, неожиданно для себя, кинулась с удвоенной энергией накладывать очередной слой туши.

Стремительно пройдясь по лицу — румяна, маскирующий карандаш, блеск для губ, — Жожо в последний раз расчесала волосы и приготовилась предстать перед фотографом.

— Очень сексуально, босс. Просто шик!

— Зови его.

Увешанный железом, Кит вошел в кабинет, остановился и расхохотался в голос.

— Вы похожи на Джессику Рэббит! — восхищенно произнес он. — Или на ту рыженькую актрису пятидесятых годов. Как ее? — Он несколько раз притопнул ногой. — Кэтрин Хепберн? Нет.

— Спенсер Трейси?

— Это разве не мужчина?

Жожо сдалась.

— Рита Хейворт.

— Вот! Вам это уже кто-нибудь говорил?

— Нет, — улыбнулась она. — Никто. — Он смотрел так лучезарно, что обижаться было грех.

Кит снял с себя груз, оглядел крохотную комнатку, всю уставленную книгами, смерил оценивающим взглядом Жожо, после чего еще раз обвел взором кабинет.

— Давайте внесем кое-какие изменения, — предложил он. — Не будем снимать вас, как обычно делается, в позе Уинстона Черчилля за письменным столом, а лучше произведем небольшую перестановку.

Жожо ледяным взглядом уставилась на Мэнни.

— Что ты ему наплел? Заявляю категорически: топ я не сниму.

Кит оживился.

— А вы способны и на такое? Это было бы весьма кстати. Нужные места закрыть большими пальцами, и…

Жожо смерила его таким взглядом, что он осекся, а когда снова заговорил, игривости в нем поубавилось.

— У вас классный стол, Жожо. Что, если вы уляжетесь на нем на боку и многозначительно подмигнете?

— Я литературный агент. Имейте совесть!

— У меня идея, — подал голос Мэнни. — Что, если нам воспроизвести тот знаменитый кадр с Кристин Киллер? Помните?

— Где она сидит верхом на кухонном стуле? — уточнил Кит. — Классическая поза. И удачная.

— Но она была без одежды.

— Вам это не обязательно.

— О'кей. — Жожо решила, что это лучше, чем вытянуться во весь рост на столе, опершись на локоть. Надо с этим закончить поскорей, у нее куча работы, а полчаса она уже угрохала на кроссворд.

Мэнни стремглав вылетел из комнаты и вернулся со стулом, Жожо его оседлала, чувствуя себя круглой идиоткой.

— Фантастика! — Прежде чем начать снимать, Кит опустился перед ней на колени. — А теперь улыбочку. — Но вместо того чтобы щелкнуть затвором, он опустил камеру и снова встал. — Мне кажется, вам не очень удобно, — пояснил он. — Это костюм виноват. Вы не могли бы снять жакет? Только жакет, — поспешил добавить он.

Этого Жожо не хотелось, во всяком случае — не на работе. В своем костюме в тонкую полоску она чувствовала себя безопаснее, и без жакета она все время будет бояться, что грудь слишком выпирает. Без жакета ее тело начинало вести себя так, что невольно напрашивалось сравнение с кружкой кофе: когда ее расплещешь — наружу выливается столько, что диву даешься, как оно там все помещалось. Но она решила, что в данном случае грудь будет прикрыта спинкой стула, сняла жакет и вновь оседлала стул, прижимаясь грудью к спинке.

— И еще, — сказал Кит, — вы не могли бы закатать рукава блузки? И расстегнуть еще одну пуговку у ворота? Только одну, большего не прошу. И знаете что? Встряхните головой, пусть волосы попышнее рассыплются.

— Представь себя распутной, — предложил Мэнни.

— А ты представь себя в очереди на бирже труда.

— Давайте приступим, — остановил их перебранку Кит. — Жожо, смотрите на меня. — Щелк! — Мне говорили в редакции, что раньше вы работали в Нью-Йорке полицейским. Это правда?

Щелк!

— Да что с вами такое, ребята? — Все просто балдеют оттого, что она когда-то была офицером полиции. Даже Марк Эвери считает, что если вообразить, как Жожо вышибает ногой дверь и защелкивает на руках злодея наручники со словами: «Вы арестованы!», то это лишь добавляет ей притягательности в сексуальном смысле. — У вас что, своих женщин-полицейских нет?

— Здесь все иначе, они ходят в ботинках на низком каблуке, и волосы у них жидковаты.„Так вы действительно служили в полиции?

— Года два. Щелк!

— Круто.

Ничего крутого. Грязная работа, а телевидение все норовит преподать в каком-то героическом ореоле.

— И дверь вышибать ногой приходилось?

— Что ни день! Щелк!

— А под прикрытием работали?

— Да сплошь и рядом. Мне поручали соблазнять боссов мафии. Спать с ними и выпытывать секреты.

— ПРАВДА? Щелк!

— Нет. — Она рассмеялась.

— Оставайтесь так! А стреляли в вас? Щелк!

— Без конца.

— Голову чуточку назад. А вы стреляли? Щелк!

— А то!

— Улыбочку! И убивали? Щелк! Щелк! Щелк!

Понедельник, вторая половина дня

Кит ушел, Жожо запихнула себя назад в жакет и собралась продолжить работу, когда ей позвонил Мэнни.

— С вами хочет поговорить Эймон Фаррел.

— Что еще?

— Я так понял, что «Индепендент» сегодня опубликовал хвалебную рецензию на Ларсона Коузу, а Фаррелу обидно, что не он. Навешать ему лапшу на уши и отмазаться?

— Как ты любишь это повторять! Зря я тебя научила. Нет, соедини.

Раздался щелчок, и возмущенный голос Эймона Фаррела заполнил эфир и сам воздух кабинета:

— Жожо, мне надоели эти штучки с Коузой.

Он высказал все, что накипело, а Жожо лишь рассеянно поддакивала и изучала состояние своих ногтей. Один требует внимания. Надо будет заняться, как только закончится разговор.

— …Плагиат… Я первый… — разорялся Эймон. — …Всем обязан мне… Все дело во внешности… смазливый гаденыш… — Жожо на мгновение отняла трубку от уха — только чтобы убедиться, что она еще не задымилась. Он тем временем продолжал: — И знаете, как они его назвали? «Младотурком». Это же я «младотурок», черт подери!

Бедняга, подумала Жожо. Такое она уже проходила с другими авторами. Первый приступ восторга в связи с собственной публикацией быстро уступал место зависти. Они вдруг замечали, что не одни на литературном рынке — в мире есть и другие писатели! И эти другие получают хвалебные рецензии и крупные авансы. Не так просто, оказывается, взойти на борт этого корабля, особенно для таких, как Эймон, кто поначалу имел большой успех. В свое время его называли «младотурком», вундеркиндом. Теперь такие же характеристики отвешивались кукушонку Ларсону Коузе.

Эймон устал разоряться.

— И что вы намерены предпринять? Не забудьте, вы имеете комиссионные с моих двадцати пяти тысяч фунтов.

Ах, если бы!

Она выбила Эймону аванс в размере двадцати пяти тысяч за будущую книгу. Одна из самых крупных ее сделок, и очень впечатляющая по всем меркам. В особенности если учесть, что «младотурки» получают хорошие отзывы прессы, но распродаются неважно.