Аманда Эшли - Свет во тьме Страница 25

Он никак не мог смириться с мыслью, что его жизнь уже кончилась, так и не начавшись, и тут появилась Антонина. Она возникла в его комнате словно злой дух.

— Я могу помочь тебе, Джанни, — проворковала она мягким шелковым голосом. — Только обещай, что станешь моим на одну ночь, и все будет хорошо. Я излечу тебя, Джанни, и дам тебе такое богатство, о котором ты и мечтать не смел. Сбудутся все твои самые сумасшедшие мечты, и даже больше того, больше, чем ты можешь себе представить.

— Слишком поздно, — простонал он, чувствуя, как поднимается и растет в нем страх смерти. — Слишком поздно.

— Еще не слишком, дорогуша моя, — сказала она. — Только пообещай мне одну ночь — и я все исполню.

И так как его изматывала боль и глодал страх смерти, а также оттого, что он слишком любил Розалию и мечтал жениться на ней, Джованни согласился на все, что предлагала Антонина.

Как только он дал ей обет, облик красавицы резко изменился. Льстивая нежность испарилась с ее лица, глаза засверкали свирепым, страшным огнем.

Она присела на край постели и, склонившись к нему, начала целовать. Ее губы были холодны, как могила, и когда он попробовал отстраниться, она крепко обхватила его и рассмеялась. Смех ее напоминал скрежет старых костей.

Страх еще сильней охватил его, и он снова попытался вырваться, но тщегно. Сила его была ничтожна по сравнению с ее силой.

Она навалилась на него, целуя в веки, щеки, рот. Ему казалось, что губы ее прожигают насквозь.

Он задыхался, ощущая, как ее зубы прокусывают его кожу, мешая боль с чувственным наслаждением. А потом он почувствовал себя опустошенным, словно выпитым до последней калли крови. Ее кожа становилась все горячей, в то время как его холодела и холодела, и он знал, что стоит на пороге смерти. Сердце почти не билось, дыхание прерывалось, Джованни проваливался во мрак и несказанный ужас, такой жути он никогда не мог себе даже представить.

Он смотрел на нее, едва различая и ничего не понимая, когда она вскрыла вену на своем запястье и прижала окровавленную руку к его губам.

Словно откуда-то издалека он расслышал ее голос:

— Пей, Джованни.

Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

— Пей, Джованни, — приказывала она. — Пей! Давай!

Он подчинился, стоя уже одной ногой в могиле, и почувствовал, что, подобно тому, как впадает в русло река, жизнь стала вливаться в его тело. Он закрыл глаза, постанывая от удовольствия, и пил, пил, пил…

Затем она отняла запястье от его рта, и он открыл глаза, собираясь просить еще живительного сока, но тут увидел ее, навалившуюся на него, с губами, измазанными кровью, и осознал, что это была его кровь.

Он с ужасом уставился на нее.

— Что ты сделала?

Нина улыбнулась, и он увидел длинные и острые клыки.

— Я исполнила свое обещание, — сказала она. — Вернула тебя к жизни и дала тебе богатство и власть. Теперь ты бессмертен, Джованни Онибене, а вместе с бессмертием приходит власть и умение черпать богатства этого мира.

Поднявшись, она вынула из кармана белый шелковый платочек и аккуратно стерла со своих губ его кровь. Он задрожал и передернулся от отвращения, когда тем же платочком она стерла кровь и с его рта.

Она оставалась с ним, пока из его гела не вышло все, что было в нем человеческого. Его чувства прояснились и стали острее, чем прежде, и это изумило и напугало его. Цвета он видел ярче, а свет канделябров был невыносим для его глаз. Слух его улавливал легчайший звук.

Она объявила ему, что отныне, чтобы выжить, он будет вынужден питаться кровью, а обычная еда лишь сделает его больным. Но он все еще отказывался поверить ей.

Тогда она вышла ненадолго из комнаты и вернулась с гроздью сочного винограда. Чтобы опровергнуть ее, он съел весь виноград, и в следующий момент его пронзила боль.

Упав на колени, он изверг обратно содержимое желудка.

— Уже почти рассвет, — заметила она, взгляд ее скользнул к окну и обратно. — Днем ты будешь спать, а завтра ночью выполнишь данное мне обещание. Затем можешь подыскать себе местечко по вкусу. Но не забудь положить в свою постель горсть родной земли, если вздумаешь покинуть Италию.

Он смотрел на нее, не понимая.

— Ты теперь создание ночи, — сказала Антонина, — и не можешь умереть. Только солнечные лучи способны убить тебя, ты должен прятаться от них. И святая вода тоже может обжечь твою плоть. Ты не продолжишь свой род, зато сам будешь жить вечно. — Она помолчала, держа руку на деревянной шкатулке, чтобы не сглазить. — Я обещала тебе помощь и дала ее. Но используй обретенный дар мудро.

Двумя ночами позже, не находя себе покоя, он отправился к Розалии и рассказал ей все. Глядя в сторону, он сожалел, что не подготовил себя к ее реакции, к захлестнувшему ее отвращению, к тому ужасу, что погнал ее прочь от него. Он услышал ее крики и глухой стук — она покатилась по винтовой лестнице и осталась лежать без движения на нижней площадке. Он выбежал за ней, но знал, что она мертва, еще не успев спуститься вниз и подойти к ней.

На следующий день он покинул Италию.

Он решил, что это не так уж трудно — жить ночью и проводить весь день, погрузившись в сон. Он по-прежнему мог находиться среди смертных, танцевать, смеяться, как и до этого. Но не совсем. Голод, ранее неведомый и всегда несвоевременный, просыпался в нем, когда он смешивался с людьми. Вначале, еще не в силах сдерживаться, он часто насыщался слишком дорогостоящей человеческой жизнью. Только спустя много десятилетий научился он контролировать свой звериный голод, беря вместо жизни лишь несколько капель крови.

И он усвоил наконец, что отделен от всего человечества роковой чертой, за которую ему никогда не перейти, никогда… Понадобилось не одно десятилетие, чтобы он смирился с этой мыслью, чтобы уже ни на секунду не забываться и не чувствовать себя своим среди смертных.

Габриель стоял в тени у кафе, наблюдая за Сарой. Одетая в бледно-розое платье, она казалась такой же свежей и естественной, как дикая роза. Ее молодой человек сидел рядом с ней, держа ее за руку, любуясь ее лицом, и кто мог осудить его за это? Она была чудным видением, ангелом с прекрасным лицом и те-лом, со смехом, легким, как вздох, с улыбкой, сияющей, как солнце.

Гнев душил Габриеля, руки его сжимались в кулаки. Ему потребовалось собрать все самообладание, чтобы не шагнуть из тени на свет, не ворваться в кафе и не сломать шею молодому мужчине. Он мог бы сделать это одним рывком. Всего лишь одним.

Сара, любовь моя. Сара, и почему только я отпустил тебя?

Она подняла голову, поворачиваясь и пристально глядя в укрывавшую его тень.