Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь Страница 25

Ева быстро кивнула.

— Ален, дорогой, ты уверен, что уже можешь находиться дома? Доктора осматривали тебя перед тем, как отпустить из больницы? Ты так исхудал!

— Ты говоришь, как моя мать. Сейчас я докажу тебе, что у меня достаточно сил, — сказал Ален, подхватывая Еву на руки и неся ее к кровати. — Сначала отдай мне свои губы, одни только губы, а потом я возьму тебя всю, целиком… Тогда ты убедишься, насколько я силен. — Он радостно рассмеялся.

Когда он положил ее на кровать и, склонившись над ней, стал снимать пиджак, Ева бросила взгляд на часы, стоящие на туалетном столике. Через десять минут ей надо отправляться в театр, иначе она опоздает. Ева села.

— Ален, любимый, не сейчас…

— Что значит «не сейчас»? Ты не рада моему возвращению домой?

— Я… я должна сейчас уйти. У меня назначена встреча… Я не могу опоздать. Я вернусь… позже… и тогда мы…

— Что? Что мы тогда? Какого черта, какая там у тебя назначена встреча? С каких это пор ты уходишь из дома одна, на ночь глядя?

Ален сердито надел пиджак и направился в гостиную, где у него хранилось бренди.

— Возможно, мне следовало предупредить тебя о моем возвращении, — бросил он через плечо, — но, по-моему, ни одна встреча не важнее… Ева, иди сюда! Сейчас же иди сюда!

Ева, обезумев от страха, устремилась за ним. Она закрыла рот руками, увидев, что Ален стоит перед огромной корзиной прекрасных белых роз, доставленных ей утром посыльным.

— Ты так богата, что тратишь сотню франков на розы? И не иначе чем от Лашмэ. Что здесь творится, черт возьми? Кто послал тебе эти цветы? — На щеках Алена вздулись желваки, губы сжались, и смуглое лицо разбойника, которое Ева привыкла видеть нежным и смеющимся, показалось ей опасным. Она безмолвно наблюдала, как он поднял плотную кремовую карточку, лежащую на столике возле роз. На ней было выгравировано полное имя дарителя — Жак Шарль. Фамилия была зачеркнута, и это означало, что розы посланы от всего сердца.

Мэдди, благодарю тебя за прошлый вечер. Он превзошел все мои ожидания. Сегодня ни о чем не волнуйся. До встречи.

Жак.

Прочитав это вслух, Ален стремительно шагнул к Еве, одной рукой схватил оба ее запястья, ладонью другой со всего размаха ударил девушку по лицу.

— Шлюха! Продажная сука! Ты «превзошла все мои ожидания». Уверен, так оно и было после всего, чему я тебя научил. Как ты с ним познакомилась? Вивьен! Ну, конечно, это Вивьен свела вас. Старая сводница! Я убью ее, а потом убью тебя. — Он снова ударил Еву.

— Перестань, все совсем не так, как ты думаешь. Остановись, ради Бога, и позволь мне все объяснить, — закричала Ева, вырывая руки.

— Господи, ты, должно быть, действительно принимаешь меня за дурака. Что тут еще объяснять? Или ты полагаешь, мне следует прочитать записку во второй раз? Все ясно как день — ты с ним трахалась, Мэдди из Дижона, новая парижская шлюха, — прорычал Ален, и желваки у него вздулись еще сильнее. Тяжело, с присвистом дыша, он шагнул вперед, намереваясь снова отвесить Еве пощечину.

— Я пою в «Олимпии», вчера вечером был мой дебют, мой первый выход! — с отчаянием выкрикнула девушка.

Услышав это, Ален остановился и опустил руку.

— Убирайся! Даже бить тебя не имеет смысла. Шлюха — это одно, а иметь дело с безумной — совсем другое. Убирайся с глаз долой, и поскорее, пока еще можешь ходить.

— Нет, Ален, нет! Умоляю, выслушай меня! Это правда. Мне следовало сразу рассказать тебе обо всем, но… Я поступила неправильно. Мне пришлось чем-то заняться, чтобы заработать деньги, которых хватило бы для нас обоих… поэтому я… прошла прослушивание у месье Шарля, и он… я пою немного, всего несколько песен…

— Твой дебют? В «Олимпии», театре Жака Шарля? Что за чушь! Ты же не умеешь петь? Ты умеешь только трахаться. У тебя есть пять минут, чтобы убраться отсюда. — Ален с отвращением отвернулся от Евы и отошел к горке, чтобы взять графинчик с бренди. — Что за черт? Опять цветы? На этот раз орхидеи. Ты уже вошла во вкус, а? Где один, там и другой, так? А где два, там и целая дюжина. Ну-ка, кто этот благодарный клиент? — резко спросил он, насмешливо поднося к глазам вторую карточку.

Ева помнила, что там написано: «Тысячу раз «браво», Мэдди. Я гордился тобой вчера вечером. Твой коллега по подмосткам». Ей оставалось лишь беспомощно наблюдать, как плечи Алена обвисли, словно на него обрушилось горе — имя на карточке принадлежало Гарри Фрегсону.

Не взглянув на Еву, Ален положил карточку на место и молча вышел из квартиры.

Ева, сотрясаясь от рыданий, бросилась в спальню, чтобы переодеться. «Что мне было делать? Что я еще умею?» — спрашивала себя девушка, покидая квартиру, в которую, как она знала наверняка, уже никогда не вернется.

— Слушай, Мэдди, сделай мне одолжение, ладно? Присмотри за малышом, пока я буду выступать. Моя служанка не пришла сегодня утром. — Сузи, одна из статисток, сунула Еве в руки младенца и испарилась, колыхая перьями, прежде чем Ева успела ответить. Все в «Олимпии» знали, что у Мэдди добрая душа.

Прошло уже два месяца после ее умопомрачительного дебюта, но у девушки не закружилась голова от мгновенного успеха, она осталась прежней Мэдди — сущим ребенком, не приобретя ни высокомерия, ни заносчивости звезды. Ева обедала в кафе на углу с каждым, кто просил ее составить компанию — от костюмерш до акробатов. Она первой приходила в театр и последней покидала его. Никто не понимал, почему она не принимает приглашений в дорогие рестораны, на праздничные приемы, балы и в ночные клубы и почему ежедневно отсылает назад цветы своим почитателям. Мэдди даже не позволяла им заходить к себе в гримерную, чтобы представиться лично. Удивляясь, в чем дело, статистки перешептывались: то ли у Мэдди ревнивый покровитель, а это едва ли возможно, поскольку никто не видел у нее драгоценностей, то ли она не любит мужчин, что казалось совсем уж невероятным.

Ева осторожно укачивала ребенка, с тревогой посматривая на личико младенца. Сейчас он спал, но вдруг он проснется и заплачет, пока Сузи на сцене?

— Жюли, быстро иди сюда и помоги мне, — позвала она. Однако Жюли, одна из трех костюмерш, отвечающих за то, чтобы статистки появлялись на сцене, в меру усыпанные блестками, не откликнулась.

— Жюли, — снова позвала Ева, поскольку не могла выйти из гримерной и отправиться на поиски той в одной короткой сорочке. — Жюли, где же ты? — простонала Ева, безнадежно прислушиваясь к закулисным шумам — приглушенным смешкам, шушуканью и суетливым распоряжениям. Она понимала, что, пока статистки исполняют свой номер, никто не услышит ее за грохотом оркестра.