Элизабет Адлер - Летучие образы Страница 25

На аукционе Перикл пришел в бешенство, когда небольшая картина, которую он планировал купить для своего клиента, была продана в американский музей за неожиданно астрономическую сумму, которая, по его мнению, была на пару нулей завышена. Раздраженный, он величаво покинул зал, а Каролина, торопливо последовав за ним, взволнованно наблюдала, как он остановился перед большим венецианским зеркалом, чтобы пригладить волосы. У нее промелькнула мысль, что он, вероятно, расстраивался не только из-за картины, но еще и потому, что у него редели волосы. Не знала она лишь того, что на самом деле он был очень сердит на Эвиту, которая уехала в Мустик и оставила его на произвол судьбы.

Поймав ее глаза в зеркале, он неожиданно улыбнулся.

— Знаете что, — произнес он с мальчишеским задором, — в Базеле проходит чудесная выставка молодых художников. Мне очень хочется туда попасть. Хотите присоединиться?

Встревоженное лицо Каролины просияло, и Перикл рассмеялся, нежно чмокнув ее в щеку. Оглядев фойе и удостоверившись, что никто их не видит, он поцеловал ее снова, уже по-настоящему, в губы.

Даже сейчас в темном салоне самолета, летевшего в Нью-Йорк, где на экране мелькали кадры фильма, а рядом с ней сидел бизнесмен и делал пометки в блокноте, потягивая виски, Каролина ощущала тот поцелуй. Она чувствовала прикосновение его губ, его кожу… «Дурочка! — сказала она себе сердито и вернула сиденье в вертикальное положение. — Ты не должна об этом думать…»

Они решили взять напрокат машину и отправиться на ней в Базель, чтобы иметь возможность сделать пару остановок и полюбоваться природой. Каролина уже закрывала свои сумки, когда он постучался в дверь.

— Уже готовы? — спросил он, ослабив галстук на шее. Вдруг он схватил ее в объятия, застав Каролину врасплох, отчего она потеряла равновесие и упала спиной на кровать и оказалась прижатой к подушкам, а Перикл сверху. У нее горели губы, а сердце готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Все произошло несколько внезапно, подумала она про себя, когда он страстно осыпал ее поцелуями. Не то чтобы она этого не хотела, но предпочла бы, чтобы это случилось после интимного ужина при свечах или после романтичной прогулки у озера, а не в промежутке между аукционом и пакованием вещей. Наверное, она была похожа на глупую героиню викторианских романов, когда пыталась объяснить ему свои чувства, но он понял и извинился.

— Боюсь, я потерял голову, — сказал он, поправляя галстук и приглаживая волосы. — Но вы такая привлекательная, Каролина, я не мог устоять. — При этом он был так хорош собой и улыбался так нежно, что она сама не знала, почему оттолкнула его.

Солнце было уже высоко на ясном синем небе, освещая покрытые снегом вершины гор, когда они ехали вдоль озера холодного голубого цвета во взятом напрокат белом «мерседесе». Перикл открыл окно на крыше, и в машину ворвался свежий, прохладный воздух. Каролине показалось, что в нем было гораздо больше кислорода, чем в воздухе Лондона. Радостная, она стала подпевать мелодии, передаваемой по радио. Неожиданно Перикл выключил радио и включил магнитофон, до них донеслись звуки Эльгара.

— Я не в обиде, что вам не нравится мой голос, но Эльгар!

— Эльгар воплотил в музыке все самое лучшее, что есть в Британии, — быстро ответил он, и, взглянув на него с удивлением, она поняла, что он не шутит. Не слишком ли Перикл важничает?

Они нашли небольшую гостиницу, точно такой же сельский домик в швейцарском стиле, какие изображались на почтовых открытках, стоящий на берегу озера. Домик был почти пуст в межсезонье, а небольшие лодки, привязанные к берегу веревками, приготовились уже к зимней спячке. Их встретил улыбающийся, жизнерадостный хозяин, а его жена подготовила для них прекрасный кофе и угостила таким вкусным домашним печеньем, которого Каролина никогда не ела.

Перикл ушел звонить, а она принялась распаковывать свои вещи, первым делом аккуратно разложив черную кружевную ночную рубашку на большой мягкой кровати.

Понежась в ванне, она облачилась в мягкое серое кашемировое платье, вставив крупные сверкающие «бриллианты» от «Батлер энд Вильсон» в свои красивые уши. Немного духов «Живанши», и она готова. Перикл пил в базе.

— А вот и вы, — довольно сердито произнес он, когда Каролина подошла к нему, заставив ее испугаться, что она сделала что-то не то. Каролина сразу же сообразила, что настроение ему испортил тот продолжительный телефонный разговор.

Небольшой зал ресторанчика с резными стенами из сосны выглядел очень уютным в розовом свете горящих в камине поленьев. Других посетителей не было, и их столик был украшен цветами и свечами, и все было романтично, именно так, как хотелось Каролине. Хозяин взял на себя роль официанта, пока хозяйка готовила для них еду; потом они ели необыкновенно вкусную форель из озера с хрустящим картофелем и пили белое вино без названия из собственного погребка хозяина, от которого голова Каролины приятно кружилась.

Она помнила, что с обожанием глядела в синие глаза Перикла, когда он рассказывал ей о скачке цен на мировом рынке произведений искусств за последние несколько лет; он мог объяснять ей устройство дизельного двигателя или ирригационной системы в верховьях Нила, и она слушала бы его с таким же блаженством. Она была по уши влюблена в него.

Все были в восторге, когда жена хозяина, гордо улыбаясь, принесла им дымящееся сливовое суфле, а Каролина с Периклом захлопали в ладоши. Потом они пили за здоровье хозяйки, потом за здоровье ее мужа, потом хозяева пили за них, и в конце концов они допили всю бутылку до конца.

В их комнате горел камин. Его теплое красное пламя отбрасывало отсвет на деревянные стены и открытые ставни, а в окне виднелась серебристая луна над озером. Они бросились на кровать, Перикл сжимал ее в своих объятиях, целуя ее страстно, настойчиво…

Именно о такой романтической обстановке мечтала Каролина, однако она упустила момент, чтобы надеть на себя черную кружевную рубашку, — Перикл был таким настойчивым и страстным.

Она с трудом выбралась из платья, а он смотрел на нее, оставшуюся в привлекательном черном нижнем белье, в черных чулках и туфлях на высоких каблуках — чувственное воплощение всех его эротических фантазий. Потом, отвернувшись, он стал раздеваться сам.

Укрывшись мягким невесомым пуховым стеганым одеялом, Каролина наблюдала, как Перикл аккуратно сложил брюки и повесил их в шкаф, потом пригладил свои волосы перед тем, как лечь в кровать. Как странно, думала она, как меняется мужчина, когда он раздет. Без одежды Перикл потерял все опознавательные знаки, которые указывали на его социальное положение в реальной жизни. Вне своего строгого, в крапинку костюма, рубашки в голубую полоску с белым воротничком, красного галстука и красных запонок Перикл перестал быть тем загадочным владельцем галереи и холеным светским львом. Когда он подошел ближе, она на секунду подумала, что одетым он нравился ей больше, чем сейчас, оставшись в одних голубых кашемировых носках и готовый к любви… Но когда он яростно схватил ее в свои объятия, подмяв под себя, для нее перестало существовать все вокруг, кроме этого момента и большой мягкой кровати — и их двоих. Губы Перикла искали ее губы, а его тело слилось с ее телом, и она потонула в его поцелуях, проваливаясь под его тяжестью в перину, чувствуя только силу его страсти.