Реньери Андретти - Паркер С. Хантингтон Страница 25

— Одинокий, жаждущий спагетти Ромео

Мы с Ренье могли бы быть счастливы. Мы могли бы быть Ромео и Джульеттой, встречаться тайно, к черту наших родителей. Броуди лишил меня этого.

Сегодня на уроке ОБЖ мы изучали устройство унитаза. Клянусь, мистер Кларк, должно быть, спускал этот чертов унитаз сотни раз. И каждый раз, когда он спускал воду, я думал о том, что я и есть та самая вода, моя жизнь хаотичными кругами спускается в канализацию. Дядя Лука мертв. Мама умерла. Николайо ушел, и, вероятно, скоро тоже умрет. А я просто хочу вернуть свою лучшую подругу. Вернись, Галло. Я люблю тебя.

— Одинокий, спускающий воду в туалете Ромео

Слеза скатилась по моей щеке. Я должна была быть рядом с ним. Он был моим лучшим другом, и я взяла бы на себя всю его боль, если бы это означало, что хоть на секунду ему станет хоть немного легче.

Первая капля дождя упала мне на щеку. Я поспешно запихнула письма в коробку и спрятала их на крытой горке, где они были бы в безопасности от дождя. Я не была готова идти домой, поэтому лежала там, под темнеющим небом и апрельским ливнем.

Лежа вот так под дождем, я чувствовала себя так, словно мне снова десять лет, я бегаю по детской площадке с Ренье, играя в принцессу и дракона. Я была драконом, а его заставила играть в мою принцессу. И он сделал это, потому что любил меня. Может быть, он всегда любил.

Ренье забрался на тренажерный комплекс, его приближение было почти бесшумным из-за непрекращающихся брызг сильного влажного дождя. Он устроился рядом со мной, прижавшись спиной к дешевому металлу с пластиковым покрытием и устремив взгляд в темнеющее небо.

Из его глаз текли капли дождя, а из моих — настоящие слезы. Они скользили по моим щекам, несомненно, смешиваясь с хлещущим дождем, как разъяренные любовники, встретившиеся наконец-то.

Ренье протянул руку и смахнул с моего лица мокрые капли.

— Ты меня ненавидишь?

— Я не ненавижу тебя, Ренье. Было бы гораздо проще, если бы я ненавидела.

Его рука опустилась на бок и легла между нами.

— Я искал тебя у твоего отца. Он рассказал мне, что случилось. — Он колебался. — Он беспокоится о тебе.

— Я прощу его. Со временем. — Я повернулась на бок и повернулась лицом к Ренье, переплетая свои пальцы с его. — Ты простишь меня?

— За что?

— Все это время, которое мы потеряли, можно было провести вместе. Я должна была знать лучше. Ты никогда не причинил бы мне боль нарочно, но я видела тебя со всеми этими девушками, и это сбивало меня с толку.

Сожаление охватило его лицо.

— Мне нужно было оттолкнуть тебя. Ты бы не сдалась.

— Потому что я любила тебя. И я должна была любить тебя настолько, чтобы не видеть дыма и зеркал.

— Ты не могла знать.

Я села, и эмоции поднялись в моем горле, затрудняя речь, но я вытолкнула честные слова, потому что он должен был их услышать.

— Ты не понимаешь. Меня убивает то, что я так сильно любила тебя, но не могла видеть дальше.

Это было похоже на шумную толпу на вокзале, перекрывающую звук клавиш пианиста. Но вместо того чтобы прислушаться к мелодии, отвлекающей внимание, я была поглощена толпой.

Ренье тоже сел и наклонился вперед, пока мы не оказались на уровне глаз.

— Ты не понимаешь. Наши годы разлуки не имеют значения. Не тогда, когда у нас есть остаток жизни, который мы должны провести вместе. Я люблю тебя, Карина Галло. Всегда любил. И всегда буду.

Его губы прижались к моим, скользким от дождя, и это было так сладко и так знакомо, что я хотела потерять себя в его прикосновениях, но знала, что никогда не смогу. Не сейчас, когда оно навсегда запечатлелось в моей памяти.

Он приподнял меня одной рукой и переместил так, чтобы я оказалась у него между ног. Я наклонилась вперед и прижалась грудью к его груди, погружаясь в поцелуй. Это были враждующие губы, клацанье зубов, дуэль языков и наверстывание упущенного. Это были девять лет детской любви и одиннадцать лет несчастья.

Я стянула его рубашку через голову и швырнула в сторону. Она упала далеко от спортивной площадки, но никто из нас и глазом не моргнул. Он застонал, когда я стянула с себя платье. Я отбросила его в сторону.

Он достал из кармана презерватив, в его глазах читался вопрос. Я покачала головой. Я принимала таблетки и была чиста, и я доверяла ему, что он не причинит мне вреда. В его глазах вспыхнул жар, и я поспешила расстегнуть его джинсы, расстегнуть молнию и спустить их с его ног. Он был голый, и его член выскочил вверх, ударившись о живот.

Наконец-то это произошло. К этому моменту я готовилась двадцать лет, и мой мозг умолял меня насладиться им. Он был обнажен, красив, мой, и я смаковала его. Он был нужен мне сейчас. Он был нужен мне быстро. И он был мне нужен сильно.

Он расстегнул мой лифчик, отбросил его в сторону и снова сорвал трусики. Но я пожертвовала бы всеми трусиками, если бы это означало, что у меня есть он. Мы оба впервые оказались голыми друг перед другом, и шок и вожделение не сходили с наших глаз.

— Надень свою киску на мой член, — умолял он.

Судя по моему положению над ним и тому, как отчаяние светилось в его похотливых глазах, я чувствовала себя более сильной, чем когда-либо в своей жизни. Я толкнула его плечи назад, пока его спина не прижалась к полу спортивной площадки.

Его рука обхватила член, и он расположился у моего входа. Я опустила свою киску на его эрекцию и закрыла глаза. Мое тело замерло, пока я подстраивалась под его размер и наслаждалась тем, как мои узкие стенки обхватывают его член.

— Карина, — прорычал он, проникая в меня еще глубже и сильно толкаясь. Мне нравилось, как грубо он трахал меня, как будто знал, что я смогу это выдержать. — Если ты сейчас же не оседлаешь меня, я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не сможешь ходить,