Софи Джексон - Фунт плоти Страница 25

– Этого монолога? Так я и думал.

Кэт фыркнула:

– Думали или нет, но на этом монологе фактически держится вся пьеса. Мне действительно интересно ваше мнение. Кстати, я уже предполагаю ваш ответ. Вас не удивляет такая наша предсказуемость?

Кэт уже привыкла поддразнивать Картера, и ей это очень нравилось.

– Ладно, Персик. – Картер привалился к спинке. – Но я буду кусаться. Итак, что вы желаете от меня услышать?

– Удивите меня.

Он усмехнулся, делая последнюю затяжку:

– Это речь Шейлока.

– Да ну что вы! – Кэт выпучила глаза. – Какая глубина! Исследователи творчества Шекспира обмочатся от зависти, услышав столь проницательное суждение!

– О’кей, Персик. – Картер усмехнулся. – Монолог начинается словами: «Еврей я…»

Кэт слушала его с открытым ртом. Картер читал монолог Шейлока, не заглядывая в книгу. Зато его сверкающие синие глаза буквально пронзали ее. В устах Картера слова Шекспира приобретали неописуемо эротичное звучание. Похоже, Картер вжился в образ Шейлока. Кэт верила в страстность, с которой он обращался к судьям, гневаясь на поток несчастий, обрушившихся на его голову.

Ей стоило немалых усилий оставаться спокойной.

– Впечатляет, – сказала Кэт. – Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Картер наморщил лоб:

– Основная идея монолога Шейлока – месть. Он, понятное дело, жутко зол за то, как с ним обращаются из-за его религии. Он клянется уравнять чужое «злодейство» своим собственным. Вот только его «злодейство» окажется гораздо хуже. Говоря современным языком, Шейлок – редкостный придурок.

– И вы считаете, это оправдывает поведение Соланио и Саларино? Их обращение с Шейлоком? Раз он придурок, пусть получит сполна?

Картер нахмурился:

– Не упрощайте, Персик. Они оба тупари. У каждого по две извилины. Им важнее всего наклеить на Шейлока ярлык. Для них «еврей» означает зло. Но их крикливый антисемитизм не самый важный момент его монолога и всей пьесы.

– Разве нет?

– Нет, – упрямо стоял на своем Картер. – В третьем действии Шейлок говорит: «Если нас уколоть – разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать – разве мы не смеемся? Если нас отравить – разве мы не умираем?» Он пытается объяснить: дело не в религии, не в ярлыках и не в чем-то еще. Он такой же человек, как эти придурки, обращающиеся с ним будто с куском дерьма. Вроде несколько сот лет прошло, а люди и сейчас постоянно судят о других на основании цвета кожи, религии, происхождения, расы, сексуальной ориентации… и криминальной истории. – Картер посмотрел на Кэт. – Мир – дрянное и дерьмовое место. Из всех персонажей пьесы только у Шейлока хватает смелости заявить об этом вслух. Чуете иронию? Вроде бы туповатый, злой, необразованный еврей находит мужество. Вот в чем важность пьесы. А то, что он еврей, – это просто сценический ход. – Картер выдохнул и тыльной стороной ладони поскреб подбородок. – Шекспир мог бы сделать его заключенным Артур-Килла, если бы эта тюряга тогда существовала.

Кэт была изумлена. Картер говорил с таким жаром, что она невольно задалась вопросом о причинах, заставлявших его столь искренне симпатизировать Шейлоку. Может, когда-то и он прошел в тюрьме через такие же унижения и издевательства?

Картер снова развалился на стуле. Он опустил руку и будто бы случайно дотронулся до коленки Кэт. У нее перехватило дыхание.

– Шейлока считают злодеем лишь потому, что он грозит местью. А что прикажете ему делать? Обниматься с ними? Пятки им лизать? Эта добропорядочная кодла навешала на него ярлыков. Так почему бы ему не соответствовать их ярлыкам?

Кэт заметила перемену в тоне их дискуссии.

– Шейлок мог бы повести себя так, как от него не ожидали. Удивить своих обидчиков. Быть спокойным, говорить доброжелательно и всячески показывать, что он хороший человек.

– Бесполезно. – Картер покачал головой. – Ярлык важнее сути. – Он указал на себя. – На мне ярлык преступника. Я могу сутками делать добро, а ярлык все равно останется. Его не сорвать, не смыть, не счистить. Я давно понял: легче жить так, как о тебе думают, чем пытаться изменить чужое мнение. И самому спокойнее, и окружающие не дергаются.

Его слова задели Кэт.

– Тогда к чему эти уроки? Зачем я соглашалась помогать вам раньше срока выйти на свободу и потом еще целый год терпеть ваше ворчание?

– Не знаю, Персик, – улыбнулся Картер. – А вы знаете?

Кэт долго смотрела на него и только потом перевела взгляд на книжную страницу:

– У меня есть свои причины.

– Ваш персональный фунт плоти.

Кэт резко вскинула голову, но Картер смотрел не на нее. Он забавлялся сигаретной пачкой.

– А я здесь потому… что так надо было, – сказал он, тяжело вздыхая.

Ошеломленная Кэт открыла рот, но Картер ее опередил:

– Вы это всерьез тогда говорили?

– Что и когда?

– Тогда, Дайане. Вы готовы продолжать заниматься со мной?

– Да. Я хочу помочь всем, чем могу.

– Почему? – кривя губы, спросил Картер.

– Потому что я обожаю наказания, – улыбнулась Кэт.

Картер удивленно хохотнул:

– Что ж, честный ответ. Я вдруг подумал, что вам захотелось оказаться рядом со мной без охранников и камер. Но это была лишь… секундная фантазия. Вам решать, – бесстрастным тоном добавил он.

Кэт поднесла ладони к лицу.

– Мне простодушие вредит изрядно, – засмеялась она. Картер хмыкнул. – А теперь закрывайте пасть и начинаем работать.

Она достала лист линованой бумаги и ручку.

– Слушаюсь, мэм! – Картер подмигнул.

Живот Кэт обожгло горячей волной.

Она смотрела, как Картер пишет. Ни охранников, ни камер. Она разглядывала его короткую и такую сексуальную стрижку. Затем ее взгляд переместился на небритый подбородок Картера. Мысли понеслись, будоража ей кровь.

– Ублюдок!

– Отморозок!

– Говнюк!

– Мешок с дерьмом!

– Сука!

Картер замер, медленно выпрямился и зажал под мышкой баскетбольный мяч. Потом удивленно посмотрел на потного краснощекого Райли. Райли скрипел зубами и молчал. Картер ждал. Через полминуты до Райли дошло: что-то тут не так.

– Ну, чего ты ждешь? – зарычал он.

– Ты никак меня сукой назвал?

Райли выпрямился во весь свой громадный рост и угрюмо посмотрел на Картера. Втянул ноздрями воздух, мельком взглянул на других двух заключенных. Все они минут сорок играли в быстрый, изобилующий силовыми приемами баскетбол. Теперь оба этих зэка переминались с ноги на ногу, испытывая желание поскорее слинять с площадки.

– Назвал. И что?

Райли сердито выпятил подбородок, выдерживая сверлящий взгляд Картера.

Картер нахмурился, потом вдруг усмехнулся:

– Да так, решил убедиться.