Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко... Страница 26

– Возможно, это разобщенность, – пробормотала Кэтрин.

– Что это значит? – заинтересовавшись, я наклонился к ней.

– Это термин из психиатрии. Попробую объяснить его попроще, как мне когда-то объяснили. Если ребенок не получает любви и воспитания в первые годы жизни, он обычно вырастает человеком, разобщенным с другими людьми. Например, если ребенка не любили, он не способен любить. Он просто не знает, что это такое. Психиатр объяснил бы тебе все более детально, с медицинской точки зрения. Но с моей точки зрения разобщенность очень хорошо объясняет поведение твоего отца, его неспособность любить, если в том все дело.

– В этом. Ручаюсь тебе.

16

Мы с Кэтрин лежали на моей огромной кровати под балдахином с четырьмя колонками, попивая коньяк.

Я наслаждался ее близостью.

Перед этим я выключил лампы. Комнату освещал только огонь, горящий в камине. Он наполнял комнату теплым сияньем. Было совершенно тихо, только время от времени потрескивали поленья… Да еще тикали часы на каминной полке. В комнате царил покой.

Я расслабился. Мне было легко. Так бывало часто, когда мы с Кэт оставались одни. Я радовался, что нашел ее. Радовался, что она здесь, в шато, рядом со мной.

Она уже жила как-то с одним человеком. Несколько лет тому назад. Она все мне рассказала. У них не получилось. Когда мы встретились в Париже, она была абсолютно свободна. К счастью для меня. Мы подходили друг другу. Мне нравился ее ум. Меня очень интересовало, как зреют мысли в ее головке. Не выношу глупых женщин. Я знавал таких. С меня хватит.

Я закрыл глаза. Плыл по течению. Думал. В основном, о Кэтрин. С ней не нужно насиловать себя. И она не насилует меня. Она разрешает мне быть самим собой. Джеком. Для нее я – ее друг. Ее любовник. Не сын известного Себастьяна Лока. Я не Джон Лайон Лок, последний отпрыск великой американской семьи, глава «Лок Индастриз» и «Фонда Лока». С этой стороны она меня не знает. И не интересуется.

Кэтрин часто слышит, как я говорю по телефону с президентом «Лок Индастриз». И со всеми другими, которые управляют за меня моей компанией. Как делал это и при моем отце. Иногда я разговариваю со своими помощниками по «Фонду» в ее присутствии. Но она почти не обращает внимания на мои телефонные звонки. Другие мои дела ее тоже не интересуют.

К счастью, она любит шато и виноделие. Это мне приятно. Я иногда делюсь с ней мыслями о производстве вина. Она всегда внимательно слушает. Она понимает мою привязанность к земле, к шато, к виноградникам.

Другая черта ее – отсутствие интереса к моему богатству. Кэтрин, кажется, так же пренебрежительно относится к деньгам, как Себастьян. Вещи как ценность не имеют для нее значения. Это меня не тревожит. Лишь бы она позволяла мне баловать ее. Иногда делать ей подарки. Но ей непросто принимать от меня вещи. Только книги. Или – что-нибудь недорогое.

Она прервала мои размышления, коснувшись моего плеча и мягко спросила:

– Джек, ты спишь?

– Нет. Дремлю.

– Я вот о чем подумала.

– О чем?

– Эта таинственная женщина твоего отца – она появилась на его похоронах?

– Нет.

– Интересно, почему? Тебе не кажется то странным?

– Ничуть. На похоронах было мало народу. В основном, члены семьи. Я имею ввиду – в Корнуэлле. Совершенно частное мероприятие. Посторонним вход запрещен. Разве что сотрудникам.

– Ясно. И все же я могу тебе кое-что сказать. Если бы я любила кого-нибудь, была бы помолвлена с этим человеком, а он неожиданно умер бы, я немедленно связалась бы с его семьей! – воскликнула она. – Пусть я с ними незнакома, пусть они даже не знают о моем существовании. Мне бы хотелось быть с ними, поделиться своим горем и разделить их. И уж конечно, я непременно бы присутствовала на похоронах. – Кэтрин помолчала, покусывая губу. – Это странно, Джек, действительно, странно, если хорошенько подумать. То есть, что она не связалась с тобой или с Люцианой, хотя бы чтобы выразить сочувствие, принести соболезнования.

– Она этого не сделала, – сказал я. – Но, может, быть, она была на поминальной службе. Там были сотни людей. Служба состоялась в церкви святого Иоанна Богослова в Манхэттене. Мы дали объявление, и весь мир знал об этом. И прибыл.

Кэтрин вздохнула.

– И раз ты ее никогда не видел, ты не можешь знать, была она там или нет.

– Именно.

– А ничего, если я спрошу тебя еще кое о чем? О чем-то немного личном?

– Давай.

– Твой отец не изменял свое завещание?

– Нет. Зачем тебе это?

– Просто интересно. как правило, когда человек собирается покончить с собой, он приводит в порядок свои дела.

– Его дела всегда были в порядке. Многие годы. Так уж он был устроен. Мистер Деловитость. То есть Себастьян.

– И ничего он не оставил этой неизвестной тебе женщине?

– Нет. Завещание составлено три года назад. В нем ничего не менялось. Если бы он что-то завещал лицу, мне неизвестному, я должен был бы навести о нем справки.

– Конечно. Я задаю глупые вопросы. Иногда я бываю такой дурехой.

Она замолчала.

Я тоже.

Она шевельнула головой, и огонь заплясал на ее длинных волосах, превратив их в сверкающий каскад пламени, обрамляющий ее бледное лицо. Она повернула голову еще раз, и открылась ее длинная белая шея. Шея была как у лебедя, как у Антуанетты Дилэни.

С моих губ сорвались слова:

– Ты часто напоминаешь мне одну женщину, мою любимую Необыкновенную Даму, но сегодня ты похожа на нее как никогда. Просто сверхъестественно.

– Необыкновенную Даму? А кто это? – голос у Кэтрин был мягкий, но на лице появилось напряженное выражение.

– Ее звали Антуанетта Дилэни. Это мать Вивьен. Я любил ее с той минуты, как она вошла в мою жизнь. Мне было шесть лет. Она была мне как мать. Добрая, ласковая, любящая.

– И я напомнила тебе ее? – спросила она недоверчиво. – Разве во мне есть что-то материнское?

Я засмеялся.

– Она была очень красива. Как и ты. У тебя те же рыжие волосы, белая кожа, зеленые глаза. Тот же рост. Ты тоже тонкая, изящная.

Кэтрин улыбнулась.

– Я не говорил тебе об этом раньше… но моя мать умерла, когда мне было два года. От рака костного мозга. Через два года Себастьян женился на Кристе, у них родилась Люциана. Но Кристина была алкоголичкой. Себастьян поместил ее в клинику. Чтоб просохла. Она не вернулась к нам. Он не хотел, чтобы она была рядом с нами. А также рядом с ним. Мне кажется, он ее презирал.

– Значи т, Антуанетта была подругой твоего отца? Или любовницей?

– Да, любовницей. Мы жили вместе шесть лет. Все пятеро. В Коннектикуте и здесь, в шато. Удивительное было время! Она помогла мне стать тем, что я есть сейчас. Если во мне есть что-то хорошее, то это ее влияние. И любовь.

– Как это славно! И трогательно. Наверное, необыкновенная была женщина. Понятно, что ты ее так называешь. Но почему она была с вами только шесть лет?

– Умерла.

– О Джек, прости. Какой ужас! Но ведь она наверное, была сравнительно молода? Отчего же она умерла?

– Несчастный случай. То есть, все считали, что это несчастный случай. Она упала с лестницы в подвале на ферме у Себастьяна. Мгновенная смерть. Она сломала шею.

– Почему ты говоришь «все считали, что то несчастный случай»? И таким странным тоном! Как будто ты сам так не думаешь? – Кэтрин внимательно смотрела на меня.

Я промолчал и отвел глаза.

– Ты думаешь, ее убили?

– Я никогда не знал, что думать, – ответил я наконец, поворачиваясь к ней. – Странно, что она пошла в подвал. Рано утром. Но если ее толкнули, кто мог это сделать? Кому это понадобилось? Себастьян был в Нью-Йорке. По делам. На ферме был Элдред. Дворецкий. Мы были здесь. Люциана и я. И ее нянька. И экономка. Себастьян приехал около семи. Из Нью-Йорка. Он сказал, что хотел приехать пораньше, чтобы покататься с Антуанеттой верхом. Я часто думал обо всем этом.

– Ты полагаешь, что это Себастьян толкнул ее?

– Не знаю. Я раньше никому не признавался в своих сомнениях. – Я глубоко вздохнул. Потом сказал, словно в воду бросился: – Он мог.

– Но почему?

– Не знаю.

Кэтрин покачала головой.

– Тень Эми Робсарт.

– Кто эта Эми Робсарт?

– Она была замужем за лордом Робертом Дадли, и восьмого сентября 1560 года ее тело нашли у подножия лестницы в Камнор Холле, где она жила. Ее смерть вызвала ужасный шум в те времена, стала чем-то вроде притчи во языцех и потрясла всю Англию. Видишь ли, Роберт Дадли был очень близким другом английской королевы Елизаветы. Они были знакомы с детства, он был ее любимым товарищем, всегда рядом с ней. Став королевой Англии, она осыпала его всяческими милостями, она занимал должность при дворе и был шталмейстером…

– И говорили, что он был любовником королевы. Если я верно помню историю Англии, – вмешался я.

Кэтрин кивнула.

– Эта так. Смерть Эми таинственна, и ко-кто попытался обвинить Роберта Дадли. Подозревали даже королеву. Но поскольку в тот день сэр Роберт был при дворе, лично он не мог быть замешан в преступлении.