Татьяна Дубровина - Все или ничего Страница 26

Мы бы вдвоем провели «испытания», без всякой бабы Веры. Мы бы с ним…

Мы бы даже обошлись без всякого тренажера, нам бы хватило на двоих моего старенького диванчика…

Ох, о чем это я?

Какие постыдные мысли! Кажется, она готова предложить себя мужчине?

А впрочем, что за глупость. Им с Владимиром Львовым не суждено больше встретиться. Она сама его прогнала!

Он же, вместо того чтобы затаить зло, в очередной раз проявил щедрость и благородство.

Я его недостойна. И его подарка — тоже. И я ни за что не стану его разыскивать!

Но зачем-то она все-таки попросила бригадира записать для нее на бумажке адрес международного благотворительного фонда:

— Хочу послать им благодарственное письмо. И вашей фирме — тоже. И вам лично, вы там укажите свою фамилию. Фантастическая машина! Омолаживает за один сеанс.

А омолодившаяся баба Вера — или, вернее, теперь уже просто Верочка, — впав в настоящий космический транс, продолжала свой сольный концерт:

Он сказал: «Поехали!» Он взмахнул рукой…

Глава 2

НОЧНАЯ ПТИЦА ЖАВОРОНОК

Возможно, Ирина сразу помчалась бы в благотворительный фонд, но рабочий день уже закончился. И девушка металась по квартире, как разъяренная пантера, то и дело с непривычки натыкаясь на громоздкий тренажер.

Баба Вера отправилась спать, заявив, что теперь намерена вести здоровый образ жизни, как подобает испытателям космической техники, и не засиживаться допоздна.

Ирина никогда не верила в телепатию и тому подобную мистическую чепуху. А тут она, будучи не в бреду, а в здравом уме и твердой памяти, все-таки повторяла:

— Прости и приходи. Пожалуйста, приходи. Владимир. Володя. Володенька.

Она даже дверь за бабой Верой не заперла: ей казалось, что в ответ на ее мольбу скрипнут несмазанные петли и…

И они скрипнули.

— Можно? — раздался из прихожей мужской несмелый шепот.

Она зажмурилась и закричала:

— Да! Да! Да!!!

Обернулась.

Господи, кто это?

Вместо большого, массивного человека, фигура которого загородила бы весь дверной проем, в комнату вошел некто низенький, тонкий и подвижный.

Вместо густой светлой шевелюры — круглая голова, стриженная под бокс. Вместо величественной осанки — сутулость и какая-то пришибленность.

А все же было в вошедшем что-то ужасно знакомое и родное.

— Ирка! Бонжур, мсье д’Артаньян!

— Ох… Федор, ты? Атос!

Всего три года не виделись они, но что-то произошло с графом де ля Фер… Что-то тягостное, еще больше пригнувшее его, и без того невысокого, к земле.

— А я, честно говоря, без всякой надежды заглянул, наудачу, — сказал Федя несмело, будто оправдываясь. — Думал, ты еще из Парижа не прилетела, с чемпионата. Ты ведь у нас звезда!

— Ты что, телевизор не смотришь? Даже родное фехтование?

— Пропустил, — смутился он. — Я только с поезда. Я ж из Владивостока… Ну как… выиграла? С чем поздравить-то? Все ожидали золото, а…

Он глянул Ире в лицо и осекся. Знал, что, когда она начинает вот так краснеть, хорошего не жди.

— Извини, Ирка. Значит, серебро? Или даже брон…

Она резко перебила:

— Париж испарился. Испариж парился. Я. Феденька, теперь не звезда, а инвалид.

Он как-то затравленно сморщился и еле слышно прошептал:

— Как… и ты тоже…

«Тоже»?!

Похоже, Федя был в беде и нуждался в помощи. Причем в срочной! А она тут закопалась в своих переживаниях! Эгоистка.

«Когда твой друг в крови…» Будь рядом…

Один — за всех, и все — за одного! В данный момент — за Атоса!

— Садись немедленно, — Ирина подтолкнула друга к дивану, — будем пить чай, и ты все расскажешь по порядку. Ты как в Москве, проездом?

Федор робко присел на самый краешек.

— Нет… То есть да… Я тебя надолго не задержу, Ир. И где остановиться, найду, ты не беспокойся.

— Да что с тобой, в конце концов! Обижаешь меня, и не стыдно? Как будто я тебя выпроваживаю. Надо переночевать — переночуешь. Надо подольше пожить — живи. Попрошу раскладушку у соседки.

— Я только хотел спросить… ты не знаешь… в Москве есть такой центр реабилитации…

— Ты о репрессированных, что ли?

Ирина вспомнила, что Федина мать когда-то сидела в тюрьме. Но ведь она не может по возрасту подпадать под категорию сталинских зеков!

— Нет, нет, — Федор замотал своей круглой головой со смешным ежиком. Казалось, каждое слово дается ему с трудом. — Я о детях. Больных. У которых ДЦП.

Ирине доводилось слышать название этой страшной болезни.

— Детский церебральный паралич? Боже мой, у кого это?

— Сестренка, — коротко ответил Атос.

А потом, густо и мучительно покраснев, счел все-таки нужным объяснить, словно должен был перед Ирой отчитываться:

— Говорят, последствия алкогольного зачатия. Мамка напортачила…

Ирина со стыдом и горечью вспомнила, что когда-то представляла себе мать Атоса в образе умной, хищной и соблазнительной Миледи. А в жизни, оказывается, все гораздо проще, обычнее и страшнее… Пьянка, обездоленные или неполноценные дети. И отца у несчастной Фединой сестрички тоже наверняка нет, как и у него самого. «Напортачила» его мать небось неизвестно с кем…

— И еще я хотел бы узнать, если возможно, этот центр платный или бесплатный? А если за деньги, то сколько стоит устроить туда ребенка? И сколько ждать? Там же очереди, наверное?

Ирина сидела, глубоко и тяжко задумавшись. Вот это действительно несчастье так несчастье, не то что ее неприятности, в сущности такие мелкие и наполовину дутые.

Вот когда действительно требуется всем миром навалиться и спасать человека. Но что значит «всем миром»?

Из их интернатской мушкетерской команды в Москве осталась она одна. Да еще госпожа де Тревиль, но та и так намучилась с самой Ириной. Выходит, теперь подхватить эстафету взаимовыручки предстоит д'Артаньяну, который сейчас в одиночку представляет для Феди «весь мир». Понятно, отчего он так робеет. Ведь если не Ирина, то кто ему поможет?

Атос же, потерявший всю свою мушкетерскую выправку, расценил ее молчание иначе. Решил, что его обременительные просьбы — в обузу.

Он, стараясь не показать разочарования, перевел разговор на другое. Подошел к тренажеру, погладил никелированные трубки:

— Классный аппарат.

— А! — небрежно ответила она. — Один благотворительный фонд презентовал.

— Тренируешься? Молодец. А я со спортом завязал.

И вдруг спохватился:

— Ох, извини, ты что-то сказала про свою инвалидность… Какая я все-таки свинья, пропустил мимо ушей! Навязываюсь со своими проблемами, а может, тебе самой помощь нужна.