Наталия Терентьева - Бедный Бобик Страница 26

Девушка осторожно вошла к себе в дом. Секунду постояла в прихожей, прислушалась. В квартире была тишина. Алена зажгла свет в прихожей, в ванной, зашла в комнату, на кухню. В квартире был порядок. Двери всех шкафов закрыты.

Алена открыла шкатулку с драгоценностями, лежавшую на полке, заглянула в книгу, где между страницами у нее хранились деньги, – все оказалось на месте. Она чуть успокоилась, но тут увидела, как колышутся на окне плотные светлые шторы. На секунду Алена в страхе замерла, потом все-таки подошла и отдернула их. За ними никого не было. Только от окна она увидела, что дверца большого шкафа чуть приоткрыта, дальняя дверца, которую она открывала очень редко, там висели зимние вещи. Не могла же она открыться сама – тугая створка, на магните…

Алена долго смотрела на нее, потом решилась, подошла, резко открыла дверцу и отдернула одежду. Под платьями и пальто лежали только большие мягкие игрушки, которые Денис одно время дарил ей. Мишка, львенок, смешная матерчатая кукла с нитяными косами и полуоткрытым ртом. Временами ему так хотелось видеть в ней девочку…

Алена села в кресло и перевела дух. И тут она услышала какой-то шорох на кухне. Звук повторился. Алена понимала, что надо встать и посмотреть. И увидеть, что там тоже никого нет. Там просто не может никого быть, в ее маленькой чистой кухне, где негде спрятаться! Разве что слева от двери, у раковины…

Алена решительно встала и, чувствуя, как гулко толкается в груди сердце, пошла на кухню. Ветер из форточки гонял по полу шуршащую бумажку. Алена подняла ее и рассмеялась. Смяла бумажку, выбросила ее в ведро… И тут же опять достала и развернула.

Это был кусочек серебристой фольги, которой бывают закрыты сигареты в пачке. Алена много раз видела, как курильщики машинально выдергивают эту бумажку, открывая новую пачку сигарет. Девушка понюхала бумажку и, повернув ее на свет, увидела выпуклые буквы «Winston». Алена несколько раз глубоко вздохнула и на всякий случай заглянула под низко спускающуюся скатерть на столе – вдруг курильщик сидит там и смеется… Девушка неожиданно для самой себя расплакалась. И перестала бояться.

В квартире никого нет, это понятно. Никто не сидит ни под столом, ни в шкафу, ни за шторой. Надо закрыть входную дверь и позвонить… Кому? И что рассказать? Что дверь в квартиру была не заперта? А на полу в кухне валялась обертка от сигарет… Алена догадывалась, что ей скажут на это Кира и Наташка. После того как она два раза забывала ключи в замке почтового ящика. Раньше, до беременности, с ней такого не случалось… Так может, она и сейчас просто забыла закрыть дверь?

Алена сидела в мастерской в мансарде сталинского дома и наблюдала, как мать лепит из мокрой красноватой глины.

– Это чудовище будет, да, мам?

– Это любовь, доня.

Алена засмеялась.

– Почему такая страшная?

Кира пожала плечами.

– А как ты хотела? Чтобы любовь была прекрасной девушкой с золотыми волосами? Пришла, всех сожгла, спела пару песенок, сплясала на пепелище сахарными ножками и – фьють – пошла к другим, там жечь и душить?

– Мам…

Алена знала, что мать шутит, и скорей всего, фигура потом окажется вовсе не любовью, а войной или дикобразом… Алена взглянула на скульптуры на длинных полках, идущих по двум стенам.

– Сколько тут меня… Я и забыла…

– А ты еще пореже приходи, и меня забудешь, – Кира улыбнулась и махнула дочери испачканной рукой. – Сиди-сиди, я шучу. Вот ту фигурку помнишь?

Алена встала и подошла к нише, в которой стояли небольшие скульптуры, и взяла одну из них. Маленькая девочка, с вытянутыми вверх руками, смотрит в небо и, запрокинув голову, смеется.

– Я помню, когда ты это делала. Как раз умер папа. А девочка такая веселая…

Кира сдула со щеки прядь, выбившуюся из-под повязки, затягивающей ее густые рыжие волосы.

– А ты и была веселая. Ты все спрашивала: «Что такое умер?», я объяснила: «Ушел на небо и смотрит на нас». Ты поинтересовалась, хорошо ли на небе, а я ответила, что просто отлично – ничего не болит, нет ни докторов, ни лекарств, можно целый день смотреть вниз на тебя, как ты играешь и поешь. И ты обрадовалась за бедного папу, ты ведь видела, как он страдал и мучился перед смертью.

– Надо же… я совсем этого не помню… ничего. Мам… Ты меня любишь?

Кира внимательно взглянула на дочь, стянула тонкие перчатки, сбросила испачканный фартук, в которых работала, и подошла к Алене.

– Что случилось?

Алена прижалась к ней головой и не сразу ответила.

– У меня странное что-то сегодня было дома… Кто-то открыл дверь. Походил по квартире, ничего не взял…

– Может, ты просто дверь опять забыла закрыть? Однажды уже было такое.

– Не знаю… Мне кажется, что я два раза проверяла замок.

Кира засмеялась:

– Точно сегодня проверяла?

– Да вроде сегодня, – тоже улыбнулась Алена. – Мам… Может, у меня что-то с головой? Я имею в виду все эти страхи…

– Прекрати! – отмахнулась Кира. – Я сама, знаешь, какая чудна€я была, когда тебя ждала! Папу мучила, прогоняла, он все терпел… То сушек требовала, то селедки… Соку хочешь?

– Лучше помидоров, – ответила Алена и сама засмеялась. – Из банки, несоленых, без кожуры… венгерских. Там такой чертик на банке еще нарисован.

Кира кивнула:

– Ясно… Могу предложить вчерашний салат. А чертика себе любого с полки возьми. Слушай… – Она погладила руки дочери и пересела напротив, чтобы смотреть ей в лицо. – Ну хочешь, живи у меня. Только ты же знаешь, что€ вечером начнется – кто только не придет… А еще студенты… Проходной двор! Сама дурею уже. – Она вдруг энергично добавила: – И твой, кстати, тоже пусть приходит. Дело ему найдем какое-нибудь… Будет… гм… коряги искать… для развития натуралистических тенденций в нашей мастерской…

Алена умоляюще посмотрела на мать и опустила голову. Кира вздохнула.

– Ну ладно… Доня моя!.. – Она пододвинулась к Алене вместе с табуреткой и взяла ее ладони в свои. – Трагична только смерть, запомни. Я папе твоему, знаешь, сколько верность хранила? – Мать грустно улыбнулась. – Он-то на облаках сидел, на нас сверху смотрел, а я все хранила да хранила… Мне самой казалось, что он смотрит… – Кира засмеялась. – Ужас. Все молодые годы, почитай, с оглядкой… – Она махнула рукой. – И у тебя забудется. А скорей всего все переменится, вот увидишь. То, что сейчас, – это не навсегда. Хорошая формула. Бабушка Варя так говорила: «То, что сейчас, – не навсегда». Перемелется, мука будет, пирогов напечем, всех накормим, сами наедимся. Потом худеть станем. – Кира опять засмеялась и погладила дочь по щеке. – Особенно некоторые, которые в день по пол-яблочка съедают… Возьмешь, кстати, что-нибудь из моей одежды, пошире, на вырост? У меня есть отличный свитер, тонкий такой, персиковый, пошли примерим…