Наталья Калинина - Кто-то смеется Страница 26

— Я самоучка. Я с детства люблю копировать чужие картины.

— Но ведь кто-то должен был хотя бы научить тебя, как правильно держать кисть и смешивать на палитре краски!

— Я видел, как это делали профессиональные художники, читал учебники. Я….

Патрик вдруг замолчал и отвернулся.

— Невероятно! Впервые сталкиваюсь с подобным явлением. Я занимаюсь живописью с пяти лет. У меня отец был известный художник.

— У меня тоже. Отчим.

— Мистер Редфорд, у Пэта было нелегкое детство. Я стараюсь не спрашивать у него о том, что когда-то было с ним. Когда захочет, сам расскажет.

— Да, да, Ларри, ты прав. У тебя есть еще какие-нибудь работы? — обратился он к Патрику.

— Они остались… дома. Эти цветы я написал уже здесь, — почти шепотом ответил он.

— Вам нет нужды ехать в Санта-Монику, Ларри. Я сам буду заниматься с вашим сыном. Как вы знаете, я закончил колледж изящных искусств в Далласе и выставлял свои работы в Сан-Антонио и Атланте.

— Спасибо, мистер Редфорд, но мы люди небогатые и у нас не хватит денег платить вам за уроки, — сказал Ларри.

— Но я не собираюсь брать с вас деньги! Я буду очень рад заниматься с таким одаренным мальчиком. Мама, скажи, тебе ведь тоже нравятся эти цветы?

Миссис Редфорд скривила губы. Ее раздражала восторженность Юджина, которую он проявлял совсем не к месту. Ларри и его сын были другой — низшей — породы. Она прекрасно понимала, что ее голубой сын, как говорится, положил глаз на этого смазливого мальчишку.

— Неплохо, — выдавила она, не желая вступать с Юджином в конфликт в присутствии слуг. — А ты уверен, что у тебя есть время давать регулярно уроки живописи?

— Конечно. — Юджин рассеянно кивнул. Он только что сделал открытие, что у Патрика очень красивая линия плеча и шеи. Он непременно должен написать его портрет до пояса.

— Что ж… — Миссис Редфорд зажгла сигарету и отошла в сторону. — Я не в силах помешать тебе сделать то, что ты так или иначе сделаешь, — тихо сказала она.

Это означало, что миссис Редфорд умывает руки.

— Почему ты никогда не купаешься в бассейне, Пэт?

— Я не люблю плавать. — Патрик вздохнул и положил кисть на мольберт. От интенсивных занятий ныло запястье.

— Странно. У тебя такое гибкое и сильное тело. Почти как у профессиональных пловцов. И в шортах ты никогда не ходишь.

— Я стесняюсь.

— Это из-за того, что я голубой? Ты думаешь, я гляжу на тебя похотливым взглядом и рисую в воображении сексуальные картинки? Это так, Пэт?

— Может быть. Я не знаю.

— О, эти предрассудки! Я всегда страдал от них. Все думают, что если ты голубой, ты все время только и занимаешься тем, что совращаешь подростков и ищешь интимных связей с себе подобными. А ведь все совсем не так. Мы, голубые, гораздо реже занимаемся самим процессом физической любви, чем гетеросексуалы. Просто нам нужно чуть больше ласки, чем всем остальным людям. У нас более ранимые и страдающие души, и нам хочется утешения и забвения. Но мы умеем по-настоящему дружить и дорожить дружбой. Пэт, ты знаешь, я испытываю к тебе самые чистые дружеские чувства.

Патрик внимательно вглядывался в стоящий перед ним холст. Белые флоксы прозрачно светились в лунном свете. Из низкого окна сквозь их заросли смутно вырисовывались очертания строения, похожего на башню средневекового замка. Вдали поблескивала вода.

— Что это? — спросил Юджин, подойдя к холсту. — Я никогда не видел ничего подобного в здешних краях. Ты видел это там, где вырос?

— Наверное. Я не помню точно. Я болел какой-то странной болезнью. Я все забыл, но эта картина часто появляется у меня перед глазами. Я попытался ее запечатлеть. Мне кажется, получилось не совсем так…

Он грустно опустил голову.

Юджин встал на колени и попытался заглянуть Патрику в глаза. Тот прикрыл их ладонью.

— Ты скрываешь что-то от меня, Пэт. Это очень личное?

— Да.

— Я не стану лезть тебе в душу. Но у меня такое ощущение, будто ты все время порываешься мне что-то сказать. Это так?

Патрик кивнул.

— Все останется между нами, понимаешь?

Патрик снова кивнул.

— Это касается Кенвуда? О, я угадал! Ну да, ты тоже заметил, что этот тип вертит моей матерью, как хочет. Она одна этого не замечает. Или не желает замечать.

— Она принадлежит к той породе людей, которые не умеют взглянуть на себя со стороны.

— Здорово подмечено, Пэт. Как это мне раньше не пришло в голову? Да ты просто молодчина.

Он ласково похлопал Патрика по спине.

— Я сам только сейчас понял это.

Щеки Патрика вспыхнули ярким румянцем.

— Ты очень наблюдательный, Пэт. И не погодам развитой. Сколько же тебе лет?

— Я родился в семьдесят шестом году десятого июля.

Патрик вздрогнул и испуганно огляделся по сторонам. Опять этот голос. Последнее время он все чаще и чаще пытается ему что-то подсказать.

— А я думал, тебе лет шестнадцать, не больше.

— Наверное, это потому, что я долго болел.

— Бедняжка. Но ты быстро наверстаешь то, что потерял за время болезни. — Юджин вздохнул. — Я тоже долго болел после смерти отца. Я так любил его, Пэт. Он умер внезапно и при очень странных обстоятельствах. Я по сей день не верю в то, что мой отец, этот удивительный оптимист и жизнелюб, мог застрелить свою любимую овчарку Зельду, которая была с ним неразлучна, а потом себя. Он не оставил мне даже двух строчек. А ведь мы с ним были очень близки. Во всем виноват этот Кенвуд. О да, я точно это знаю. — Юджин хлопнул ладонью по подоконнику. — С тех пор, как этот тип появился в нашем доме, здесь все пошло наперекосяк. Как ты думаешь, Пэт, Кенвуд любит мою мать?

— Нет. — Патрик энергично замотал головой. — Он притворяется. Ему что-то нужно от нее.

— Мне тоже иногда так кажется, но я уговариваю себя не фиксироваться на этом. Иначе в один прекрасный момент меня может прорвать и я наговорю лишнего. Как ты думаешь, Пэт, их связывает только постель или между ними более глубокая связь? Только говори честно — ненавижу всякие недомолвки между друзьями.

— Мне кажется, за всеми нашими поступками проглядывает сексуальный мотив. Так говорил кто-то из моих знакомых.

Патрик зажмурил глаза и затряс головой, точно пытаясь избавиться от каких-то мыслей или воспоминаний.

— Что с тобой? Увидел призрак?

— Она шла по аллее, закрывая собой кусты. Это был не призрак. Это была живая женщина.

Лицо Патрика вдруг побелело. Если бы не подоспевший вовремя Юджин, он бы наверняка ударился затылком о подоконник.

Юджин осторожно уложил Патрика на диван и стал расстегивать пуговицы рубашки. Потом он вспомнил, что в таких случаях нужно дать глотнуть чего-нибудь крепкого и бросился к холодильнику, где была бутылка с джином. Его руки сильно дрожали, когда он попытался влить Патрику глоток. Джин пролился на грудь и волосы Патрика.