Джулс Бичем - Грани отражения Страница 26

– Все хорошо?– Участливо спросила Лия, на миг испытывая укол жалости к нему. Доктор безмятежно улыбнулся:

– О, просто прекрасно.

Трудней дня, чем сегодня, у Эрика еще не было за всю жизнь. Он знал, что должен сделать всё, чтобы поскорей подняться. Но он не знал – что сделать, чтобы раз и навсегда оставить Лию рядом.

– Ты снова хмуришься?– она провела рукой по залегшим на широком лбу морщинам.

– Послушай,– Эрик глубоко вздохнул, набираясь сил. Лия замерла, ожидая неотвратимо надвигающихся слов.

– Я хочу, чтобы ты была со мной. Всегда.

– Разве я не с тобой?

– Послушай, возможно, я не смогу ходить,– Эрик выплюнул эти слова, ужасаясь одной мысли о такой вероятности.

 – Не говори глупостей, еще неделя, и доктор разрешит уже начать разрабатывать ноги.

 – Вряд ли тебе нужен никчемный парень, который и ходить не может

– Ты настолько низко ценишь чувства, что считаешь, будто я была с тобой лишь до тех пор, пока ты мог ходить?

Лия не могла вспомнить – когда она в последний раз приходила в такое бешенство.

– Нет,– возразил Эрик,– Это не так.

– Знаешь, тебе пора понять, что в мире не всё измеряется числами и логикой. Не всё стоит на крепком курсе валюты. Я – не биржевой индекс, понятно?

Лия вскочила, отдвигаясь от него. Её начинало мелко, но безостановочно трясти. Она была скорей взбешена, чем оскорблена. Какой-то частью ума Лия пыталась убедить себя, что всё это – не более чем банальный срыв. Но остановиться не могла. Казалось, что всё, что создавалось, угрожало обрушиться в один миг.

– Может я и не так хороша, как твои подруги, но для меня люди не становятся хуже от того, что с ними что-то случилось.

– Послушай,– Эрик пытался остановить её.

– Нет,– Лия мотнула головой, пятясь назад,– Лучше я сейчас уйду. Приду…завтра. Надеюсь, ты пересмотришь свои взгляды.

Она развернулась и вышла, не смотря в сторону телохранителя, напряженно наблюдавшего за ней.

Темнело быстро. Лия куталась в большой шарф, стараясь спрятать лицо от мороза, нещадно обжигавшего кожу. Зима обещала быть крепкой и жестокой. Под ногами мерно поскрипывал снег.

Стараясь не задумываться о том, что было днем, Лия шла по улице, обходя темные углы. Он не прав, тысячу раз не прав. Внезапно она поняла, что в темноте раздаются не только её шаги. И, хотя предательский холодок скользнул под кожей, она не стала останавливаться. Никакой паники. Страх – это преждевременная смерть, даже если с тобой пока ничего не случилось.

Лия так же спокойно дошла до своего дома, толкнула тяжелую дверь и мысленно выругалась – словно специально, в холле не было света. Это уже серьезно осложняло ситуацию. Лия пересекла пространство и остановилась, выжидая.

Как и следовало ожидать, дверь отворилась, пропуская темную фигуру. Лия затаила дыхание. “Надо же так – всегда находить проблемы на свою голову”, – пронеслось в уме. Тот, кто вошел, не двигался, очевидно, ожидая её действий. Лия молчала, притаившись.

– Доброй ночи.

Теперь внезапно раздавшийся шепот испугал Лию. Она затаила дыхание, стараясь раствориться в темноте. Но больше её испугало то, что человек, не произнося больше ни слова, открыл дверь и вышел.

Трясущимися руками Лия расслабила шарф на горле, который внезапно стал удушающе тяжелым. Что это значит? Кто это был?

Мелькнувшая мысль – пойти в полицию, была смехотворной идеей. В городе каждый младенец знал, что проще самому найти управу, чем ожидать, что полицейский участок сподобится что-то сделать.

“Надо быть осторожней. В любом случае можно полагаться только на себя”.

Лия хмуро вертела в руках телефон, перечитывая новое послание.

“Не бойся, я  никогда не причиню тебе вреда”.

– Охотно верю,– кивнула Лия,– Смотря, что вкладывать в понятие вреда.

Проблема была. Решения не находилось. Значит, стоило или ждать, или же принимать меры. Какие только, чтобы её не выставили чокнутой те, к кому она могла бы обратиться за помощью?

  Утро на отделении начиналось хмуро. Когда на Лию в третий раз ни с чего накричал дежурный врач, не понявший своего же подчерка, но решивший, что лучший способ поднять настроение, обвинив её во всех грехах, она поняла, что вот-вот расплачется. Это было унизительно – оскорбления, выкрикиваемые в её адрес, слышали все, кто был рядом. И не важно, что их возмущенные взгляды были обращены на врача, Лия еле сдерживала желание убежать. Но, после того как в лицо ей врач почти  кинул карту больного, она, из последних сил улыбаясь, словно ничего и не происходило, поднялась и вышла в коридор. Дошла до уголка отдыха со стоящими в больших кадках, пальмами и декоративными папоротниками.

Это был последний аккорд в цепи всех проблем и неурядиц, и Лия поняла, что простые слезы  превращаются в истеричный плач. Она ненавидела себя за такую слабость. Но остановиться не могла. Сколько она просидела, прячась за кадкой с большой пальмой – она не знала. Слезы продолжали литься ручьем, не желая останавливаться. Волна тягучей тоски и жалости к самой себе, как в детстве, когда несправедливо наказанный ребенок ощущает себя покинутым, захлестнула с головой.

Словно издалека, спасительным якорем, вторглись чьи-то руки, осторожно притягивающие к себе, и негромко, успокаивающе обращающийся голос.

Издалека, медленно приближаясь, до Лии доносились слова, складываясь во фразы, колдовским дурманом проникая в голову.

 – Все хорошо. Все хорошо. Ничто не стоит слез, всё это – пустяки.

Лия уткнулась лицом в плечо говорившего, постепенно затихая и возвращаясь в свое опустошенное сознание. Её продолжали осторожно удерживать, укачивая как ребенка. Наконец, Лия осознала, что мир снова встал на ноги, и поняла, что что-то не так. Она резко отдвинулась, испытывая неловкость перед свидетелем её истерики.

Неторопливым движением, поднявшись с одного колена и невозмутимо встретив её взгляд, доктор Дорнот будничным тоном произнес:

– Сегодня Вам стоит пойти домой. Я сам поговорю со старшей сестрой, чтобы Вас отпустили.

Лия смотрела ему вслед, стирая слезы с лица. Люди. Кажется, что знаешь их, чтобы в следующий момент понять, что не знаешь о них ровным счетом ничего. Что же он представляет из себя, совершенно непонятный и странный человек, не показывающий никогда – какой он на самом деле?

Эрик метался по кровати, проклиная себя за глупость. Он ненавидел себя за унизительное состояние беспомощности, за слова, сказанные так зря. Себя – за невозможность взять ситуацию в свои руки, как было раньше.

Злость – мощный стимулятор. Особенно, злость, которая не может найти выхода. Чувствуя, что он задыхается от невозможности выплеснуть эмоции, Эрик рывком подтянулся, вкладывая в это движение всю силу, и сел на кровати.