Татьяна Алюшина - Две половинки Страница 26

Ш-шкраб – бросок, ш-шкраб – бросок!

Обливаясь потом, находясь в странном состоянии, когда в душе зудит что-то, напоминающее обвинение, он разгребал, разгребал и разгребал снег, пытаясь вместе с ним очистить это свербящее внутри. Ему не давало покоя подозрение, что не прав, что примеряет чужие поношенные одежки на другого, совсем не того размера, человека.

И это мучившее сомнение, и еще надежда, обещание и… желание.

И он изгонял из себя, изгонял, как мог, все сомнения…

Ш-шкраб – бросок! Ш-шкраб – бросок!

Стаська намучалась полдня, наматывая километры по квартире, слоняясь без дела и без толку из одного угла в другой. Несколько раз принималась за работу и бросала – не могла!

Она оплакивала себя, несчастную, жаловалась на судьбу, выдвигала претензии жизни, кляла Больших за бегство! Ей некуда было деться от переживаемого горя, она не находила успокоения, ну хоть чего-нибудь, за что можно уцепиться и вытащить себя из отчаяния! У Стаськи все болело – и душа, и тело, и мозги! И она удивлялась, почему не плачет, может, полегчало бы?

Хоть в петлю!

И тут затренькала трубка домофона.

Милый простецкий дядька лет шестидесяти пригнал ее машину, из дома – и имени произносить не будем кого! Она рассыпалась в благодарностях, зазывала пить чай с дороги и надеялась, он согласится, посидит с ней за столом, они поговорят хоть о чем, только бы не одной оставаться! Но он отказался.

– Нет, благодарю! Вы очень милая девушка и я бы с удовольствием, но надо идти! Поспешу! Еще хотел на работу заскочить!

Закрыв за посетителем дверь, Стаська почувствовала, что еще чуть-чуть – и от звенящей тишины притихшей от хозяйского горя квартиры у нее лопнет мозг!

Она в момент собралась и поехала к княгинюшке.

А куда еще?!

– Так! – сказала тетка, открыв дверь и обозрев племянницу. – У нас беда с последствиями?

Княгинюшка все плохие события классифицировала по шести степеням: происшествие и происшествие с последствиями, далее следовало горе, и оно же с последствиями, и наивысшая степень досталась беде и беде с последствиями.

– Да! – призналась Стаська, шагнула в квартиру и обняла тетку двумя руками за шею, как в детстве.

– Ну, ну! – успокаивающе похлопывала ее по спине княгинюшка.

Поцеловала в щеку, отстранила, рассмотрев более внимательно, и, услышав за спиной шаги домработницы, выходящей из кухни встретить Стаську, распорядилась деловым тоном, продолжая разглядывать с пристрастием племянницу:

– Зоя Михайловна, у нас беда с последствиями. Давайте-ка пирог, сметану к нему, что у нас там еще вкусненького? Колбаса ее любимая есть?

– Да все у нас есть, Серафима Андреевна! – весело отозвалась Зоя Михайловна. – Щас будем лечить и ликвидировать последствия!

И Стаська наконец расплакалась и рассмеялась одновременно.

Обязательно, а как же! И спасут, и вылечат, и по головке погладят, пожалеют, сопли вытрут, и пожурят за что положено, и похвалят за что надо, и совет дадут, и всех ее врагов накажут!

Как же ей повезло!

И она, снова став маленькой девочкой, защищенной со всех сторон любящими взрослыми, размазывая кулаком слезы по щекам, пошла, надежно обнятая спасающей теткиной рукой за плечи, вместе с ней в комнату за круглый стол – заедать беду вкусностями, запивать горячим чаем, жаловаться и ждать обещания, что всенепременно все будет хорошо!

Месяца через два, после того как Стаська пошла в первый класс, сбылись все теткины пророчества, предрекаемые в день присвоения племяннице имени – ее стали дразнить! В основном мальчишки, особенно старались трое.

Стася терпела, плакала по-тихому, чтобы бабушка не услышала, жаловалась учительнице, вступала в переговоры, увещевая дразнящих: «Я же вас не обзываю!»

Домашние не замечали детских мытарств. Бабушка уставала сильно, тяжело ей было с маленькой внучкой, особенно после смерти дедушки, родителей никогда не было дома, они гастролировали, а когда были, то работали – занимались музыкой.

Все продолжалось, пока не пришла навестить родных Сима, жившая отдельно со вторым, еще не эмигрировавшим в то время мужем.

Она присмотрелась внимательно к печальной Стаське, порасспрашивала про школу, уроки, а когда сели пить чай, спросила у бабушки:

– Мам, что со Славой?

– Да все нормально! – удивилась вопросу бабушка. – Здорова. Учится. Говорит, что ей нравится.

Княгинюшка промолчала, допила чай и, взяв Стаську за ручку, отвела ее в дальнюю комнату. Села на диван, поставила перед собой ребенка и приступила к опросу:

– Давай, Слава, признавайся, что у тебя случилось?

Стаська стала отворачиваться от теткиного требовательного взгляда и всхлипывать.

– Та-ак! Понятно, – догадалась Сима, – тебя в школе дразнят! Да?

Стаська кивнула и пустила одинокую слезу.

– Не бьют? Не обижают? Только дразнят? – выясняла подробности Серафима.

Стаська снова кивнула и выдала новую порцию слез, готовясь к серьезным рыданиям.

– Ну, а ты что?

– Я Наталье Алексеевне пожаловалась, – докладывал ребенок, – а она сказала не обращать внимания, они и сами отстанут!

– Хороший совет, но непродуктивный, так можно дооткладываться до десятого класса. И все, больше ты мер никаких не предпринимала?

– Я им говорила, чтоб перестали, я же их не трогаю и не обзываю.

– Как я понимаю, призыв остался безответным, – задумчиво констатировала Сима.

Стася тяжко вздохнула и снова кивнула, подтверждая предположение.

– А как именно дразнят?

– «Стасик, пошли в футбол играть!», «Стас юбку надел», «Стасик – мальчик в бантах» и еще по-всякому.

– Понятно. Вот, что мы сделаем!

И она дала подробнейшую инструкцию. Потренировала, показала, как правильно делать и что говорить.

На следующее утро, придя в класс, Стася стала доставать из портфельчика пенал, тетрадки и раскладывать аккуратно на углу парты. Тут к ней подскочил самый противный, самый заводила и ее обидчик – Лешка Мишин и, скинув ее тетрадки на пол, громко обозвал:

– Стасик-дурасик! Мальчик в юбке!

Стася его оттолкнула, подняла свои тетрадки, положила на парту, старательно, как учила Сима, правильно сложила кулачок, шагнула к Лешке и молча, без предисловий, со всей силы вмазала ему в переносицу!

Пребольно! Ее кулачку тоже досталось, но не так, как Лешкиному носу!

Повернулась к замолчавшему от потрясения классу и спокойно поинтересовалась:

– Есть еще желающие обзываться? – спросила она и шагнула ко второму своему обидчику. – Может, ты?

– Не-е-ет! – отказался от претензий к ее имени перепуганный до белизны мальчонка. – Я больше не буду, Стася!

– Тогда, может, ты? – перекрикивая вопли Мишина, громко спросила разбушевавшаяся Фемида, шагнув к третьему участнику гонений.