Развод не дам. Точка - Галина Милоградская Страница 26

Меня передёргивает. Как он сказал? «Всё будет хорошо, я проверял». Откуда эти предатели обоих полов берутся? Почему нельзя их сходу распознавать и отсеивать, чтобы друг с другом семьи строили?

— Детей у него нет, если что. Зато есть очаровательный пёс Граф. Знаешь, говорят, что хозяева и питомцы часто похожи. Так вот, Граф и Санька — копия друг друга. О, ща покажу!

Она зарывается в телефон, а я подливаю вино. Странное чувство. Юлька никогда ни за кого меня не сватала. Мы познакомились, когда уже замужем была. Обычно её мужиков обсуждали, победы и неудачи. Я себя не представляла ни с кем, кроме Марата. Да и сейчас не представляю пока рядом мужчину. Совершенно незнакомого. Зачем мне это? Тут бы раны зализать и на ноги встать.

— Во, смотри! Ну не прелесть? Круче мужиков с собачками и кошечками только мужики с детишками.

Александр на фотографии другой. Более открытый, наверное, если можно так сказать про снимок. Волосы распущенные и всклокоченные, майка-алкоголичка, татуировки по обеим рукам и широченная улыбка. Он сидит на траве и обнимает чёрного лабрадора. И да, Юлька права, кажется, что у них одинаковые улыбки.

— У меня много фоток с ним. Хочешь, покажу? — хитро щурится Юлька.

— Не надо, — отвечаю со смехом. Хотя где-то в глубине души крохотный червячок говорит, что можно было бы и посмотреть.

Ни следа не остаётся от этого червячка, когда мы подъезжаем к дому родителей. Они давно живут за городом, в большой двухэтажной даче в окружении сосен и берёз. Родительский дом с недавних пор вызывает желание вжать голову в плечи. Но я ни в чём не виновата, поэтому, взяв Каринку за руку, задираю подбородок и вхожу. Мне не десять лет, а двадцать девять, почти тридцать. И я имею право не только на собственное мнение, но и на жизнь, в которой будет комфортно. Повторяю про себя, проговариваю, но всё равно робею, оставшись вечером с родителями на веранде.

Все важные разговоры в последнее время без Каринки, но даже если этот касается её, то не так узнавать, почему ушёл папа. Точно не так. На столе самовар. Кружки из прозрачного гжельского фарфора. Идеально пышные булочки одинакового размера. Не хватает патефона, и можно снимать фильм. Мама подносит чашку к губам, дует. Делает крохотный глоток и ставит обратно. Только потом говорит:

— Что ты сказала?

— Мы с Маратом разводимся. — На отца стараюсь вообще не смотреть.

— Надо же, — ещё спокойней говорит мама. За этим тоном никогда не было ничего хорошего. Нет, на крик она срывалась редко, но проще от этого не было. Лучше бы орала. — Можно узнать, почему?

Сказано тоном: «Где ты ошиблась? Что ты сделала не так?»

— Я узнала, что у него другая семья.

Всё, главное произнесено. Три, два, один… Тишина. Ничего.

— Давно? — спрашивает папа. Решаюсь посмотреть: покраснел, сжатый кулак лежит на столе.

— Да. Сыну где-то четыре или пять. Точно не знаю.

— Ты уверена, что это от него? — Это мама. Не верю своим ушам.

— Мам, ты меня не слышишь? У Марата несколько лет была другая семья в Сочи. Несколько лет!

— Он поэтому сегодня не приехал? — голос папы звенит от напряжения.

— Нет. У него рейс. — Голова идёт кругом. Не понимаю, что происходит. Вообще не понимаю. — Неважно. На следующей неделе я начну искать адвоката, и…

— Развода не будет, — припечатывает папа. Смотрит прямо в глаза. — Ты не станешь разведёнкой и матерью-одиночкой! У нас в семье никогда не было разводов, и впредь не будет!

— Ты хочешь, чтобы я его простила?

Я думала, там, внутри, уже давно пусто. Оказалось, дно ещё можно пробить.

— Шалаву свою он бросит, если уже не бросил, — говорит мама. Смотрю теперь на неё. — Сразу не прощай, конечно. И главное, чтобы никто об этом особо не распространялся. Будет ребёнку алименты платить, но добейся того, чтобы не виделся.

— Он меня всю жизнь обманывал, а вы хотите… Нет, я… — Я даже слов найти не могу. Встаю. Шатает. Вцепляюсь в край стола.

— Я с ним поговорю. Нормально, по-мужски.

— О чём? — в голосе уже звенят слёзы. Плевать. — О том, как изменять, чтобы жена не знала?!

Бам! Кулак впечатывается в стол. Папа тоже встаёт, мама следом.

— Агата, это не конец света! Семья, полная семья — вот главное для ребёнка! О себе не думаешь, так о Карише подумай! Каково ей будет?!

— Нормально ей будет! Со счастливой мамой!

— Эгоистка! Главное — это счастливый ребёнок!

— Поэтому ты меня такой воспитала?! Несчастной терпилой? Потому что сама всю жизнь измены терпела?! Я не ты, молчать не буду!

От пощёчины гудит голова. Давно мама руку не поднимала. Уже и не вспомню, когда в последний раз. Значит, угадала. За идеальным фасадом их брака тоже много чего крылось. Разворачиваюсь, бегу в дом, к двери. Не сразу попадаю в кеды.

— Агата, вернись! — грохочет папа. Мама бросается за мной.

— Да пошли вы! — огрызаюсь, когда она за руку хватает. — Живите как хотите, я не собираюсь! Каринку завтра привезите, у неё школа. И если что, можете его любовницу удочерить, чтобы в вашей жизни ничего не поменялось!

Выскакиваю из дома и бегу к калитке. Лицемеры. Все вокруг. Сплошные лицемеры. На ходу вызываю такси, почти ничего не вижу из-за слёз. Отбежав достаточно далеко, прислоняюсь к чужому забору. Трясёт. Не ждала поддержки, но ждала хотя бы понимания. Зато теперь точно только вверх, сбросив весь балласт, что годами облеплял.

Глава 22

Марат

Обычная неделя, а вымотала так, что врагу не пожелаешь. После разговора с Агатой поехал в гостиницу от работы, там обычно лётчики останавливаются. Наш перевалочный пункт. Рейс — постель — рейс — рейс — постель. Отвлекает. Когда появляется свободное время, голова начинает взрываться. Нет смысла спрашивать, где ошибся. Везде, блядь, тупо везде! Назад отматывать поздно, надо принимать решение в экстренной ситуации, да поздно. Самолёт уже ушёл в штопор, земля стремительно приближается. Так быстро, что закладывает уши.

Номер в гостинице простой: кровать, тумбочка и шкаф, куда можно повесить форму и положить пару маек. Кормлюсь в столовой, но если бы кто спросил, что ел эти дни,