Валентина Седлова - Сорока Страница 27

— Олежка, в последнее время ты меня хочешь все реже и реже. Наверное, я сама в этом виновата. Я действительно очень многое не умею в постели. Но я постараюсь измениться. Я сделаю все, что ты захочешь, только будь со мной почаще. Понимаешь, тут дело уже даже не в темпераменте или еще в чем-то таком. Просто… Даже не знаю, как это сказать.

— Говори как есть.

— У меня начались проблемы со здоровьем. Мне, наверное, легче совсем не заниматься сексом, чем делать это в таком режиме, как у нас с тобой. Я только раскачаюсь, только мне это все начинает нравиться, а ты снова меня на неделю, а то и на две забываешь. При этом ты же рядом со мной, я не могу, глядя на тебя, не думать о сексе. А подойти, соблазнить тебя… Мне кажется, тебе это не понравится, да и не умею я этого. В общем, я совсем запуталась. Олежек, может, ты скажешь, что мне делать?

— Я тебе давно уже говорил: не шляться по сомнительным заведениям.

— А при чем здесь ночные клубы, я же тебе не о том говорю?

— Да при том, женушка, при том. Пока ты ковырялась в своей редакции с письмами от сопливых девчонок, тебя и наша совместная жизнь полностью устраивала, и никаких постельных экспериментов тебе проводить не хотелось. Стоило только тебе начать общаться с артистической тусовкой, результат налицо. Тебе уже, видите ли, все не нравится. А я тебе не герой-любовник из ночного канала. Не нравится, что я делаю, иди к своим приятелям. Они тебя еще и не такому научат. Только не пытайся забить мне голову своими эротическими бреднями.

— Ты что, так ничего и не понял?

— Да все я понял, потаскушка ты начинающая. Хочешь продолжать в том же духе — давай! Иди гуляй как гуляла. Только не надо меня в это впутывать.

И Барс, встав с дивана, демонстративно пересчитал деньги в бумажнике, потом положил его в сумку-кенгурятник и вышел в коридор. Через некоторое время хлопнула входная дверь. Барс ушел.

Сорока была готова ко всему, но только не к подобному повороту событий. Разрушить растущую с каждым днем стену непонимания между ней и мужем ей оказалась не по зубам. Последняя искорка надежды, которая теплилась в Сороке, пока она готовилась к этому разговору, безвозвратно угасла. Кажется, она снова плакала, даже не замечая этого. Внутри у Ксении была пустота, тоскливая, безысходная пустота. Ей было на все наплевать, ничего не хотелось, кроме как забыться и не думать ни о чем.

А в это время Барс уже сидел в гостях у Вадима, попивая ледяное пиво.

— Ну что, опять жену строил?

— Пришлось немного. Прикинь, ей, видишь ли, секса захотелось, как в романах пишут!

— А у тебя что, с этим проблемы?

— Иди ты к черту, проблемы у твоего деда в гражданскую были — где бы бабу найти. Просто она мне, видишь ли, указывать будет, что делать в постели. Я ей еще перед свадьбой сказал: «Узнаю, что ты меня как мужика с кем-то обсуждала, — пожалеешь!» А тут на тебе, приплыли. То ей не так, это ей не этак. И все началось тогда, когда она вообразила себя крутой журналисткой, которой даже на мужа начхать. Наверняка ей кто-то из этой братии протер о неземных радостях секса, чтобы к себе в кровать затащить. А она как дура уши развесила и вообразила себе невесть чего.

— И что ты теперь делать будешь?

— Подержу ее на голодном пайке. Пусть подумает пока о своем поведении.

— А не боишься, что она озвереет без мужика и на сторону улизнет?

— Только не Ксюха. У нее на это пороха не хватит. Она ж меня боится, как Господа Бога. Ты что придумал, тоже мне, юморист. А так она через пару месяцев шелковой станет и все свои глупости забудет.

— А ты сам, Ромео, что делать будешь?

— Устрою себе каникулы по полной программе. Вон Людка до сих пор в мою сторону неровно дышит, да и что-нибудь новенькое себе присмотреть не мешает. Смотаюсь в лес, выберу себе какую-нибудь пионерку, и вперед.

— А Ксюшка тебя одного отпустит?

— А я ее что, спрашивать буду? Начнет возмущаться, вообще мимо летнего отдыха проскочит: никакого ей Селигера не улыбнется.

— Ну давай, давай, воспитывай жену, укротитель ты наш! — И Вадим лениво осклабился. В его голове уже завертелся хоровод весьма интересных мыслей, знать о которых Олегу было совсем не обязательно.

С этого дня Барс частенько не ночевал дома, иногда пропадая неизвестно где по два-три дня. Бывало, что он забегал домой только для того, чтобы перекусить, немного отоспаться или поиграть с компьютером. Ближе к вечеру у Олега снова находились какие-то неотложные дела, требовавшие его присутствия где-то еще, но не рядом с Сорокой. Как-то раз она спросила его, куда он уходит и зачем. Олег ответил: «Не хочу провоцировать тебя своим присутствием. Ты же этого хотела? Чтобы я тебя не раздражал, не мелькал перед тобой целыми днями? Я это сделал. Разве ты недовольна?»

Когда Ксения поняла, что оказалась в окончательной изоляции, она не долго думая отправилась в гости к Майке, благо та ее приглашала к себе уже очень давно. Ксюше надо было выговориться, да и немного отдохнуть от проблем. Квартира Гориевских для этой цели мало подходила. Постоянно можно было наткнуться на кого-нибудь из родственников Олега, а с тех пор, как он перестал ночевать дома, вечное шушуканье за спиной Сороки и многозначительные ухмылки домашних успели ее порядком достать.

У Майки дома, кроме нее и младшей сестры Оксаны, никого не было. Родители уехали на дачу, а девчонки отпросились и остались в городе. На выходные, а иногда и посреди недели они гостили у родителей, привозя им продукты и чистую одежду, а все остальное время были предоставлены сами себе. Сестренки успели излазить все московские пляжи, устроили себе пару пивных вечеров и сходили с Оксанкиными друзьями на дискотеку. Ксюша даже слегка позавидовала им — такими счастливыми выглядели сестры. Неугомонная Оксана, которую Сорока до этого видела только мельком, узрев на пороге Ксюшу, радостно захлопала в ладоши и закричала:

— Майка, встречай гостей! — и сразу же удрала на кухню колдовать над пирогом. Майка, в каком-то экзотическом наряде из набедренной повязки и яркого топика, туго обтягивающего грудь, выглянула из комнаты и, махнув Ксении рукой, снова исчезла.

Скинув с ног надоевшие босоножки, Ксения с нескрываемым блаженством прошлась босиком по прохладному паркету. В большой комнате Сорока, не удержавшись, подпрыгнула и плюхнулась на огромное мягкое кресло, которое сразу же уютно приняло девушку в свои объятия. Вокруг до самого потолка высились стеллажи с книгами, фотографиями, какими-то диковинными фигурками из дерева и глины. А на стене висели самые настоящие часы с кукушкой.

Наконец Майка выскочила из своей комнаты. На этот раз вместо набедренной повязки она щеголяла юбкой-оберткой до пят, но с разрезом от бедра.