Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда Страница 27

Мерзкая нянька нажаловалась матери, что Настя не ходит в институт. Отчим приказал шоферу, чтобы ее туда возили, чуть не силой. Но ведь на всякое действие есть противодействие, это она как раз запомнила из уроков физики. Настя пила перед занятиями пиво, а лучше мартини. Ставит будильник на шесть утра, а возле постели — стакан и бутылку. Будильник звенит, она наливает, полный стаканчик — хрясь! Нянька приходит, а Настя ни в дугу. Охранник ее трясет, а она на него — запахом изо рта! Не повезут же они ее пьяную в институт! А после двух, когда Настя проспится, ехать куда-то уже бесполезно. Так она в своей кровати и лежит. Думает о чем-нибудь приятном, мечтает…

А вечером — на бульвар. Она с ребятами сидит на траве. Это так приятно. Она любит сидеть на траве. Нянька с охранником караулят в сторонке, в машине. Ровно в час забирают домой. Перед ребятами сначала неудобно было, а потом все привыкли. Насте даже нравилось, что ребята думают, что она по жизни с рождения такая крутая. Все-таки большая машина чего-то стоит. И сиденье у нее широкое, мягкое. Охранник не связывается, боится, а нянька, конечно, ворчит. Насте иногда ужасно хочется треснуть ее чем-нибудь тяжелым по голове, но приходится сдерживаться и иногда даже ходить в институт, потому что мать пригрозила: «Выведешь из терпения — отмазки не будет».

Все-таки не выдержала. Нянька довела. Они ее заперли в квартире — к экзаменам готовиться, так Настя нарочно всю нянькину одежду ножницами располосовала, посуду перебила и компьютер сломала. Они матери позвонили — та говорит: «Скорую» вызывайте. «Скорая» приехала — сделала укол. Ничего, Насте даже понравилось — всю ночь пробыла как на другой планете, где живут одни рыбы. Настя плавала среди них, и вода так же холодила ее тело, как сейчас трава. А наутро-то и позвали ее поехать проветриться — и вот уже полтора месяца здесь. Надоело ужасно.

Хотя, конечно, здесь еще не очень страшно. Пожалуй, больше всего Настя боится тюрьмы. Несколько раз по телику видела, что девушек там заставляют работать. Сидят они в черных ужасных куртках и что-то шьют. Настя ни шить, ни вязать не умеет. У нее просто не получается дольше двух минут иголку в руках держать, сразу хочется ее засунуть куда-нибудь. Все равно куда, хоть кому-нибудь в задницу. И убежать. Спрятаться, лишь бы не заставляли ничего делать.

Она отодвинула лопух от лица. Ей, наверное, повезло, что живот заболел. А новому доктору она нравится. Она же видит. Может, он поможет ей отсюда сбежать? Правда, эта Альфия-как-ее-там, говорит, что она, Настя, должна набраться терпения и лечиться, но Настя ей не верит. Ей не от чего лечиться. Это им всем лечиться пора — от постоянных забот, хлопот, погони за деньгами… А ей, Насте, так мало надо — лишь бы оставили в покое. И как удачно вышло, что привез ее сюда молодой доктор, а не Сова. Она проснулась среди ночи — никого нет. Пошла в туалет, а там окно на одном шпингалете держится. Cела на подоконник — сверху луна. Господи, какое счастье осознавать, что можно сделать один прыжок — и она на свободе! Вернется она, никуда не денется, но хоть побудет одна-одинешенька, хоть несколько часов.

Настя накрыла лицо широким листом лопуха, вздохнула глубоко-глубоко и снова заснула почти счастливым спокойным сном.

Проснулся Дима как от толчка. Звонил телефон. Он нажал кнопку и взглянул в окно. Рассветало.

— Дежурный хирург из районной больницы. Вы, молодой человек, сейчас где?

Дима со сна пробормотал:

— В общежитии.

Голос пожилой докторши не предвещал ничего хорошего.

— Давайте приезжайте быстрее. Смылась ваша Полежаева из больницы. Не знаем, где ее искать.

Дима остолбенел.

— Как это смылась?

— А так. Возите черт знает кого! Как будто у нас без ваших больных делать нечего.

— Я сейчас приеду! — Дима спешно стал натягивать джинсы.

В трубке наступила секундная пауза.

— Милицию сам будешь вызывать или мне вызвать?

Он, уже в рубашке, стоял на пороге.

— Пожалуйста, подождите меня. Я уже выезжаю. Это какое-то недоразумение…

Доктор вздохнула. Ей и самой не хотелось связываться с милицией, но чем черт не шутит.

— А эта ненормальная у вас как? Не опасная?

— Знаете, — Дима решился сказать, как есть, — я в этом отделении работаю со вчерашнего дня. И эту девушку вчера первый раз в жизни увидел. Но мне кажется, я ее найду, вы не беспокойтесь, вы только подождите… И извините меня за то, что уехал…

— Бог простит! Скорее приезжай, — сказала дежурная докторша и повесила трубку.

«Если не найду — что тогда скажу Альфие?» — успел подумать Дима и кубарем скатился по лестнице.

Альфия

Ночь и луна не давали покоя не только Насте. Когда Альфия уже доставала из шкафа дежурный комплект постельного белья, чтобы несколько часов подремать до утра, в окно ее кабинета раздался стук.

— Кто там? — Она удивилась, но почему-то не испугалась.

— Алечка, погода прекрасная! Не выйдешь погулять?

На Альфию вдруг напал официальный тон:

— Владимир Михайлович, это вы?

— Я, Алечка. Конечно, это я. И только не говори, что ты ждала кого-нибудь другого.

— Да я вообще никого не ждала! — Альфия подумала, что почему-то ей было бы интереснее увидеть в окне Сурина.

— Тогда выходи!

Она пожала плечами.

— Ну хорошо.

Она подкрасила губы перед зеркалом, сняла халат, оставшись в тонком блестящем зеленом платье, и, выходя, еще раз окинула себя взглядом в зеркале. Осталась довольна.

— Куда мы пойдем?

Он подмигнул и поманил ее на узкую тропинку, шедшую в обход их корпуса.

— Я покажу тебе свою дачу.

Альфия в темноте только хмыкнула.

— Ты раньше не приглашал.

— А ты бы не пошла.

Альфия промолчала. Они шли в темноте довольно долго. Миновали старую свалку, поросшую бурьяном, какие-то канавы, подошли к невысокому больничному ограждению, пролезли сквозь выломанные доски в заборе, прикрытые ветками, и вышли на проселочную дорогу.

— Куда ты меня завел? — Альфия слегка промочила туфли — трава была влажной от полночной росы. — Могли бы погулять в сосновом бору.

— Сейчас придем. — Голос Владимира утратил привычно шутливый тон и прозвучал глухо. Альфия заметила, что доктор и одет был по-другому, не так, как с утра.

— Ты что, уже был здесь и вернулся?

— Угу.

— Зачем?

Он помолчал немного, как бы раздумывая, сказать или не сказать.

— Здесь было так хорошо, что я не мог быть здесь один. Сходил за тобой.

— Откуда же ты знал, что я не уехала?

— Я, Алечка, все про тебя знаю. А если не знаю, то чувствую.