Сьюзен Виггз - Лето больших надежд Страница 27

Он это сделал. Не думая, он спрыгнул с платформы. Ветерок обдул его, когда он пролетал мимо других. Он добежал до конца платформы под крики и предостерегающие свистки, звенящие у него в ушах, но проигнорировал их и продолжал бежать до тех пор, пока под его спотыкающимися ногами не осталось ничего, кроме воздуха.

Он не нырнул, конечно. Кто, черт побери, осмелится сделать это первым?

Он забыл испугаться, но помнил, что нужно согнуться, — положение, которое, как ему говорили, сохранит фамильные бриллианты. Хотя в тот момент он не чувствовал себя таким уж слабым.

Падение продолжалось вечность. Он был парашютистом без парашюта, летящим навстречу земле. Он врезался в воду с такой силой, что вода заполнила его нос и ударила по спине. Ощущение было такое, что его голова вот-вот взорвется. Он опускался все глубже, глубже, глубже, так глубоко, что он уже и не рассчитывал выплыть на поверхность живым.

Затем он ощутил мягкий песок и водоросли на дне под своими ногами и оттолкнулся изо всей силы. Он видел, как мрачная тьма глубины становится светлее и светлее, и он следовал за сиянием солнца над головой. Казалось, это заняло целую вечность, но в конце концов он вынырнул на поверхность и мгновенно сделал глубокий вдох с громким отчаянным всхлипом.

С этим глотком воздуха его мозги взорвались. Теперь он был в полном дерьме. Он только что нарушил правила лагерной безопасности. Они на долгие часы запрут его в одиночестве. Или хуже — вышвырнут его. Он же в любом случае не был платным скаутом. Они отошлют его в плотницкий коттедж его отца, и остаток лета по ночам он будет слушать треск и свист открываемых пивных бутылок, а его отец будет бродить в опьянении и бесконечно говорить, говорить ни о чем.

Коннор плыл так, словно за ним гнался гигантский аллигатор, и схватился за первого пловца, которого только смог найти, охватив руками отчаявшуюся жертву спасательным приемом, которому его научили.

— Расслабься! — прокричал он. — Я тебя держу. Я вытащу тебя на берег.

Удивленный пловец боролся, словно дикий кот, корчась и царапаясь. Черт, подумал Коннор. Из всех ребят, которые были сегодня на озере, он умудрился схватить громко орущую Лолли Беллами.

— Отпусти меня, придурок. Кем ты себя возомнил?

— Я твой новый лучший друг, — сказал он ей, передразнивая ее.

— Пусти меня, — лепетала она, сплевывая воду. — Что ты делаешь?

— Спасаю тебя.

Он уже тащил ее к берегу, неловко волоча за собой жертву. Ее резиновая плавательная шапочка и защитные очки делали ее похожей на телепузика.

— Мне не нужно, чтобы меня спасали. — Она боролась с ним с непреклонной решимостью и силой, которая удивила его.

— Очень плохо, — пыхтел он, пытаясь подчинить ее. — Я все равно это сделаю.

— Ты сумасшедший. Отвяжись от меня. Ты тупой придурок.

— Когда мы вылезем на берег.

Она была, наверное, самой противной девчонкой в лагере. Самой противной девчонкой из всех, кого он когда-либо встречал. Она знала все на свете и была консерватором во всем, что касалось персонала, она отлично играла в скребл и крибидж, на пианино и цитировала всякие правила насчет флага. Когда она не могла чего-то сделать, она притворялась, что это ниже ее достоинства.

Кроме плавания. Он видел, как она практиковалась каждый день, проплывая от берега до дока, назад и вперед, назад и вперед. Ясно, что практика сделала ее сильнее. Она боролась с ним всю дорогу до берега, плюясь и говоря ему, что он сумасшедший, что он придурок и идиот.

Однако она оказала ему честь. К тому времени, когда они добрались до берега, чтобы он объяснил, почему спрыгнул с платформы — «я правда думал, что она тонет, честно», — Лолли Беллами доказала, что в одном она хороша. Его эрекция совершенно прошла.

ХРОНИКИ ЛАГЕРЯ «КИОГА», 1941 ГОД

Лагерь «Киога» был основан на принципах хорошего спорта, равенства, ценности тяжелой работы и важности характера.

8.

— Черт возьми. — Голос Коннора Дэвиса был недоверчивым и эхом отдавался от двора с флагштоками. — Лолли?

Ну хорошо, подумала Оливия, отряхивая руки после того, как спустилась по лестнице, может быть, это было немножко смешно, она имела в виду выражение его лица: умеренно изумленная смесь удивления и смущения.

Флаги, теперь правильно повешенные, трепетали на веселом утреннем ветру, и где-то, спрятавшись в лесу, прокричала перепелка. Время словно застыло, задержавшись где-то между прошедшими девятью годами. Какое искушение было бы отказать ему и сказать, что она отдает проект его конкуренту. Но тут не было конкурентов, и не похоже было, что она сможет найти кого-нибудь.

Кроме того, Оливия должна была быть честной с собой. Это был Коннор Дэвис. С чего бы это любой нормальной американской девушке с красной кровью хотеть работать с кем-нибудь еще?

И так, вот он перед нею, во плоти. В старой черной кожанке и вытертых джинсах, если быть более точным. Он все еще был потрясающе хорош собой, но не в смысле лоска, как, скажем, Рэнд Уитни. В Конноре Дэвисе не было ничего от хорошенького парнишки. Его черты были слишком резкими, его черные волосы были чуть-чуть слишком длинными, его сияющие синие глаза слишком кристальными. Он всегда был плохим мальчишкой с противоположной стороны дороги и всегда выглядел таким. Она обнаружила, что его вид не дает ей сосредоточиться, и, потрясающе, она испытала почти триумф физической уверенности в себе. Она не хотела, чтобы он привлекал ее. Он был членом того же клуба, что и Рэнд Уитни, Ричард и Пайерс, напомнила она себе. Четверо из них принадлежали к общине, круг которой все расширялся. Мужчины, которые бросили ее. Коннор был просто первым — и, признаться честно, самым изобретательным.

— Можешь помочь мне с этой лестницей. — На самом деле ей не нужна была помощь, но она страстно желала определенной эквилибристики. Увидеть его снова было словно вспышкой посреди ночного кошмара. Когда она смотрела на него, чувствовала безумную тягу, ощущение, которое заставило ее выставить себя полной дурой однажды летом.

Он не подал ей руки. Он просто схватил лестницу и отнес ее к главному сараю. Оливии пришлось поторопиться, чтобы поспеть за его размашистыми шагами.

— Ты можешь прислонить лестницу к зданию, — предложила она. — Будет неплохо прибрать. В любом случае.

Коннор кивнул.

— Мне нужно снять кое-какое барахло, — сказал он, расстегивая куртку и шагая обратно к «харлею», цепи на его ботинках звенели при каждом шаге. — Становится жарко.

Она стояла и смотрела, как он расстегивает и снимает военную куртку и чапсы, вешая их на руль своего мотоцикла. Под курткой была белая футболка, прилипшая к телу, подчеркивающая его грудные мышцы. Его мускулистые руки уже выглядели загорелыми от работы на воздухе, несмотря на то, что лето только началось. Она посмотрела в сторону, чтобы не показать своего интереса.