Эмма Ричмонд - Больше чем счастье Страница 27

Чувствуя в ногах слабость, Мелли подошла и легонько тронула ее. Колыбелька тихо закачалась на изогнутых полозьях.

— Не знаю, что сказать, — прошептала она, глотая слезы. Поворачивая к нему заплаканное лицо, она жалко улыбнулась. — Очень красиво. И в детской тоже.

Откашлявшись, он произнес, немного стесняясь:

— Мы подумали… я подумал, что лучше сделать дверь в детскую, особенно когда она подрастет, — добавил он, еще больше смутившись.

— Правильно.

Неожиданно она похолодела. Он делал это все для нее или, может, хочет взять няню? А если да, то, вероятно, он рассчитывает, что она уедет в Бекфорд одна? Нет, не сейчас! Сейчас он не может ее туда отправить — она сама кормит Лоретт! «И я бы хотела кормить ее всю жизнь, — подумала она, чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика. — Если это единственная возможность остаться, я готова кормить ее вечно».

7

— О, Мелли, ты, по-моему, еле жива! — испуганно воскликнул Чарльз. — Пойдем вниз. С тебя на сегодня довольно.

Он усадил ее в гостиной, устроив девочку у нее на коленях, и не отходил, продолжая задумчиво смотреть на нее.

— Тьфу, черт, — беззлобно выругался он.

Удивившись, она огляделась, пытаясь понять, чем он недоволен, и, так и не поняв, спросила:

— В чем дело?

Не ответив ей, он крикнул:

— Жан-Марк!

— Oui, m'sieu, — ответил Жан-Марк с готовностью человека, привыкшего, что его часто бранят. Поставив кофе на маленький столик, возле Мелли, он с недоумением взглянул на Чарльза.

— Мы забыли купить корзину.

— Корзину?

— Да, черт возьми! Мелли не может все время носить ребенка на руках, и она не захочет оставлять Лоретт днем одну наверху — ей будет неслышно, если малышка заплачет! Нам позарез нужна, ну… переносная колыбелька, что ли.

— Ага.

— Корзина Моисея, — осторожно вставила Мелли.

— Ага, — еще раз повторил Жан-Марк.

Не в силах сдержать улыбки, в которую растягивались ее губы, Мелли опустила глаза.

— Пожалуй, съезжу куплю такую штуку, — сказал сам себе Чарльз, с необычным для него отсутствием решимости.

— Не стоит, — попытался отговорить его Жан-Марк. — Я сейчас позвоню в магазин и попрошу, чтобы они сами доставили. Vite.[24]

Подойдя к телефону, он снял трубку и принялся нажимать на кнопки.

— Я помню номер на глаз.

— Наизусть, — машинально поправил его Чарльз. Обратившись к Мелли, он сказал: — Давай сюда малышку и пей кофе.

Протягивая ему Лоретт, она наблюдала, как он усаживается на диван, осторожно опираясь на спинку. Было заметно, что он просто в восторге от своей дочки. Разглядывая ее личико, он протянул палец к крохотному розовому кулачку и, когда она за него ухватилась, засиял от гордости.

— Смотри, она будет жутко сильная!

Взглянув на Жан-Марка, она снова опустила глаза и стала послушно пить кофе. «Ох, Чарльз, как мне перенести предстоящую разлуку с тобой?»

Через пять минут в дверь позвонили.

— Я открою, — сказал Жан-Марк, — это, скорее всего, привезли корзину.

Но он ошибся, пришёл Никко.

Это был невысокий, крепкий юноша на несколько лет моложе Чарльза. Никко остановился на пороге, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

— Вот и я, ну-ка, показывайте этого младенца, который стоил мне звания чемпиона и разрушил мою жизнь! Надеюсь, девочка того стоит!

— Стоит, — нежно сказал Чарльз. — Иди сюда и посмотри сам!

Подойдя поближе, Никко уставился на крохотный сверток.

— Хм, что-то она маловата?

— Ну, а ты что хотел? Ей всего две недели.

Повернувшись к Мелли, Никко скорчил гримасу, а затем подошел и оперся на ручку ее кресла.

— Я, конечно, ничего не понимаю в младенцах, но у вас в организме барахлит секундомер, madame!

— У меня?

— Oui. Еще десять секунд было бы поздно его отзывать, а я, возможно, стал бы чемпионом мира!

Она в недоумении уставилась на него.

— Не понимаю. Мне очень жаль, что вы не выиграли…

— Чтобы выиграть, madame, — сказал он едко, — надо участвовать.

— Вы не участвовали? — спросила она изумленно. — Но почему?

— Точно! Я же знал, что вы разумная женщина! Я ему говорил, что вы не станете возражать! Говорил я? — обратился он к Чарльзу. — Но разве он меня слушает? Никогда!

Совершенно потрясенная, Мелли посмотрела на мужа.

— Ты не участвовал в гонке?

— Нет, — продолжая исследовать хватательный рефлекс ребенка, пояснил Чарльз равнодушно. — Сообщение о том, что у тебя вот-вот будет ребенок, пришло прямо перед стартом.

— И ты отказался?

— Ну разумеется.

— Разумеется? То есть как это «разумеется»? Ты не говорил… — Резко повернувшись к Жан-Марку, она возмутилась: — Я же просила не сообщать ему ничего до начала гонки! Вы обещали, Жан-Марк!

Жан-Марк не успел ничего сказать в свою защиту, как Никко вступился за него:

— Он ни при чем. Виноват стюард. Этот услужливый балбес нашел на столе дежурного записку с просьбой передать ее Чарльзу после гонки и поспешил доставить прямо на линию старта.

Опустив руку ему на колено, Мелли с сочувствием сказала:

— О, Никко, мне ужасно жаль! Я знаю, как это для вас важно.

— Да ладно, в конце концов, следующий год всегда впереди — ответил он и, подмигнув, похлопал ее по руке. — Не огорчайтесь, зато я привез его живого и невредимого, да?

— Да, спасибо вам. — Для нее это было куда важнее, чем все остальное. Она смущенно взглянула на Жан-Марка. — Простите, Жан-Марк.

— Не стоит.

Никто не захотел спрашивать у него, почему он не дождался окончания гонки. Впрочем, они едва бы получили внятный ответ. Несмотря на видимую услужливость, Жан-Марк всегда действовал по собственному разумению.

— Ладно, я пошел, — сказал Никко, поднимаясь. Посмотрев на умильно склонившегося над младенцем Чарльза, он вначале усмехнулся, а затем, не удержавшись, громко расхохотался и ушел в сопровождении Жан-Марка.

Чарльз сидел неподвижно, разглядывая уснувшую дочку.

— Мне неприятно, что из-за меня у вас все сорвалось, — нарушила молчание Мелли.

— А мне нет. Дочки куда важней чемпионских званий.

— Но ты же мог участвовать в гонках!

— Нет, Мелли, — сказал он твердо. — Не мог.

«Почему?» — хотелось спросить ей, но она не осмелилась.

Следующие две недели, пока их регулярно посещали детский врач и сестра, девочка вела себя как шелковая. Стоило визитам прекратиться, как она, очевидно, решила, что хорошенького понемножку. Плач привлекал внимание. Плач заставлял брать на руки и укачивать. А два часа ночи оказались ее любимым временем для ночных концертов.