Мередит Рич - Бижутерия Страница 27

— Sind Briefe für mich da?[25] — спросила она, надеясь, что еда уже подана.

— Ja. Aus den Vereinigten Staaten[26]… Коннектикут!

— Danke, фрау Фишер.

Лиза Фишер энергично кивнула и вернулась к уборке листьев. Мадлен ей как-то рассказала, что ее друг учится в университете в штате Коннектикут, и с тех пор фрау Фишер заговорщически радовалась, когда ее постоялица получала весточку от Хэдли.

Мадлен схватила письмо со столика в прихожей и побежала к себе прочитать. Она свернулась клубком на неуклюжей кровати и посмотрела на знакомый почерк. Хэдли писал ей два-три раза в неделю, и девушка ждала его писем как манны небесной. Так одиноко, как в последние месяцы, она не чувствовала себя с самого детства. Все было чужим: язык, люди, методы обучения в институте. Выпадали дни, когда Мадлен не говорила ни с кем, кроме фрау Фишер и ее детей. Она ужасно скучала по Хэдли и часто жалела, что не осталась рядом с ним в Штатах.

Мадлен вскрыла конверт и представила, как Хэдли писал в своей комнате Сэйбрукского колледжа Йельского университета. Его весточки всегда ее подбадривали. В прошлом году университет перешел на совместное обучение мужчин и женщин, и к этому только начинали привыкать. Письма Хэдли содержали веселые отчеты о его встречах в студенческом городке с представительницами противоположного пола. Йельские супердамы, сообщал он, суперпугающи. Всю жизнь проучившись в мужских школах, трудно привыкнуть к мысли, что придется трахать однокашниц. Конечно, успокаивал он, это просто шутка. В этом году йельские женщины интересовали его не больше, чем в прошлом. Он оставался ей верен.

Мадлен не была в этом твердо уверена. Учитывая разделяющее их расстояние, они договорились не обязывать друг друга к верности. Это было бы нереально. Оба могли время от времени находить прибежище от одиночества в компании другого человека. Правда, сама Мадлен пока ни с кем не встречалась, хотя и испытывала потребность в дружбе. И, отправляясь в институт, считала Божьим даром воспоминания о Хэдли — и его письма, возвращавшие в прошлое.

Поначалу Хэдли не понравилось, когда Мадлен объявила, что хочет ехать учиться в Германию. Но Уатт объяснил ему, какие там открываются возможности. Хэдли долго не дулся. Он слишком дорожил Мадлен, чтобы портить их последние недели.

Анна, напротив, воодушевилась, узнав о решении подруги. Только что вернувшись из свадебного путешествия по Европе, она снова и снова заводила разговор о том, каким грандиозным опытом это будет для Мадлен. Но Мадлен подозревала, что в душе Анна радовалась, что они на целый учебный год расстаются с Хэдли. Он оказался прав, когда предсказывал реакцию сестры на известие об их связи. Анна не вспылила, не раскричалась, а встретила новость с явной прохладцей. Она не могла поверить, что это случилось, и продолжала настаивать, что Мадлен не в состоянии влюбиться в ее брата.

Да, Анна немного ревновала, но Мадлен притворилась, что не замечает. Девушка полагала, что в конце концов подруга одобрит их отношения. Дело только во времени.

— Мадлен! Das Telephon! — крикнула снизу фрау Фишер.

Наступил последний четверг ноября, и Мадлен внезапно вспомнила, что в Штатах праздновали День благодарения.

Девушка кубарем скатилась вниз и забрала аппарат в чуланчик — не столько, чтобы от кого-то отгородиться, сколько для того, чтобы самой говорить, не стесняясь, погромче. Когда звонил Хэдли, связь бывала отвратительной.

— Привет, любимая! — раздался знакомый голос. — Я дома, и вся семья в сборе. Все тебя поздравляют.

— С Днем благодарения! — весело закричала Анна. — Не представляешь, как я хочу, чтобы ты была с нами. Посмотрела бы, какая я стала большая… на шестом месяце. Маме пришлось заставить Люсил зажарить для меня отдельную индейку. — Она хихикнула в трубку. Анне нравилось быть беременной — так она написала в одном из писем Мадлен. — В первый раз с двенадцати лет я ем все, что хочу. Эта еда за двоих — сказочная штука.

— Пришли мне свою фотографию. Я просто умираю, когда вспоминаю, что все девять месяцев тебе придется одолеть без меня. Я так хотела стать твоей повивальной бабкой, — пошутила Мадлен.

— В следующий раз, подружка. Время летит быстро. Летом увидимся. Подожди, папа что-то тебе хочет сказать.

— Мадлен, — произнес Уатт Макнил, — несколько недель я буду с вами по соседству, в Штутгарте, приеду по делам. Если мне удастся заскочить в Пфорцхайм и вы не заняты, можно я приглашу вас в приличный ресторан?

— Занята? Меня никто никуда не приглашает. Я с удовольствием. Так приятно поговорить целый вечер по-английски.

— Великолепно. Секретарь вам сообщит, когда начнется моя поездка. А я после прилета позвоню, и мы договоримся.

— Спасибо. Буду ждать.

— Это опять я, — снова заговорил Хэдли. — Наверху, без посторонних. Видела бы ты Анну! Набрала фунтов пятьдесят. Раздулась, как огромный шарик с горячим воздухом.

— Хэд, ты преувеличиваешь. Я уверена, она в полном порядке.

— Как кадка, — поправил он. — Раздалась во всех направлениях.

— Ты несносен. Что такое между тобой и Анной?

— Родственная конкуренция. Она всегда забирала лучшие игрушки. Но, Мадлен, послушай, мне надо тебе кое-что сказать. Мы ведь договорились ничего не скрывать друг от друга. Так?

У девушки сжалось сердце. Она уже знала, что последует дальше.

— Так. — И изо всех сил постаралась, чтобы голос звучал бодро.

— Ну вот, — начал Хэдли. — Я пару раз встречался с одной девушкой по имени Лидия. До сего дня платонически, но, Мадлен, здесь, в университете, творится такая дичь. Все друг с другом спят. Ты не станешь сильно возражать, если я?.. Только пойми правильно: это не любовь. Перепихнемся и все.

Что Мадлен могла ответить? Возражать? Но где гарантия, что тогда Хэдли не переспит с этой Лидией.

— Конечно, Хэд, делай как знаешь. Мы ведь не связаны никакими обязательствами.

— Связаны. Я тебя люблю. А ее хочу трахнуть.

— Не обращай на меня внимания.

Как он мог спросить ее об этом? Неужели был настолько глуп, что ожидал ее благословения? Или она настолько глупа, что благословила бы его? Она любила Хэдли. И ей была невыносима мысль, что он будет с другой женщиной. Но могла ли она принуждать его к верности? Ведь это ее вина, что между ними тысячи миль.

— Мадди, ты лучшая женщина в мире. Я тебя люблю. Больше у меня нет никого. И никого не будет.

Мадлен начинала злиться, но не хотела это показывать.

— Что, Хэд? Я тебя не слышу… Связь хреновая. Давай кончать. Я тебя люблю. — Она положила трубку, выскочила из чулана и бросилась вверх по лестнице. Грохнула дверью и процедила сквозь зубы: — Мужчины… Черт бы подрал Хэдли… Черт бы подрал Германию.