Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас Страница 27

– Ах, какая красотка! – искренне восторгаюсь я, целуя Настю. – А я как бомж.

Критически оглядываю собственную персону.

– Не дурачься. Ты прекрасна в любом наряде. Пойдем, – отвечает мне поцелуем Настя и, мягко обняв за плечи, ведет на выход. Так мы и идем обнявшись. Следом за нами шествует охранник, таща за собой мой нехитрый трансатлантический груз.

Обитать я буду в гостевом домике, при «дворце». В переводе на общепринятый язык, именно так звучит информация, которой делится со мной Настя за обедом. Я и не знала, что в Киеве могут быть такие необитаемые рестораны: кроме нас, посетителей больше нет, но зато повсюду расставлены фигуры с белыми салфетками через руку наперевес. То ли люди, то ли манекены. Стесняюсь спросить.

В меню смотреть тоже стесняюсь – наверное, мне станет не по себе, когда увижу цены.

– Это цены или телефонные номера? – скрываю смущение за дурацкой шуткой.

– Да хватит тебе, – смеется Настя. – Не смотри на цифры. Просто выбирай, чего хочется, и все. Я угощаю.

– Ну, ясно, что угощаешь. Надо ж будет за этот пир как-то расплатиться! А то еще отправят в долговую тюрьму… Слушай, а сделай за меня выбор ты, ладно? Честно говоря, я плохо понимаю, что все эти названия значат. Мне все равно, что есть.

Есть пришлось рыбу. То есть то, чем начинили тушку этой несчастной твари перед тем, как отправить ее в духовой шкаф. Увидев мертвые рыбьи глазища, вспоминаю золотую хищницу из Беверли-Хиллз. Sic transit gloria mundi. Диалектика тщеславия и смерти.

– Кристина, я хочу тебя немного подготовить, – прерывает мои философские размышления Настя. – Олег Нестерович… специфический человек… – Она мнется. – Я знаю, он не понравился тебе в прошлый раз. Ты ничего не говорила, но это было видно. Да, действительно, в нем есть то, что в девяностые называлось «новый русский».

Настя усмехается. Вздыхает. Есть в этом вздохе грусть, но есть и нежность. «Неужели она его действительно любит?»

– Есть в Олеге Нестеровиче самодовольство. Есть высокомерие, снобизм. В общем, все то, что всегда отличало парвеню, самостоятельно добившихся успеха, от наследных дворян.

Не верю своим ушам. Да это же ее мама, Наталья Всеволодовна, говорит в Насте! Переселение душ…

– Да откуда ж мне, Настенька, знать об отличиях между столбовыми дворянами и прочей швалью? Меня-то крестьяне растили, – иронично прерываю поток геральдических наблюдений, изливающийся из прекрасных уст.

– Да я не об иерархии сословий, – отмахивается Настя. – Просто дело в том, что потомственным дворянам редко приходилось пробиваться наверх с помощью интриг и локтей. Им это было не нужно. Они могли позволить себе упиваться собственным благородством и предаваться размышлениям о нравственности. Место под солнцем для них было гарантировано – за него не нужно было драться. Сейчас все не так…

Приближается человек с белой салфеткой, и Настя замирает. Официант доливает вина в Настин бокал, спрашивает, не нужно ли еще чего.

– Нет, спасибо, все хорошо, – освещается улыбкой Настя, и я улыбаюсь вместе с ней. «Какая же она все-таки красивая! И хорошая… – размышляю. – Не может она быть замужем за абсолютным монстром», – перекидываю мостик от Настиной солнечной улыбки к тому, что она только что сказала.

Встреча с Олегом Нестеровичем назначена на следующий день. Хоть мы и живем на территории одного дворцового ансамбля, встретиться просто так шанса нет. Мой гостевой домик находится в противоположной стороне от хозяйских покоев, и если не брести туда с целью намеренной встречи, то пересечься невозможно. Намерения брести куда-то у меня нет. Полулежа в плетеном кресле, я наслаждаюсь умиротворенностью окружающей среды. Вид с веранды прекрасен: березовая роща, озеро, рукотворный водопад. Бабочки, птички, пчелки… Я снова в волшебном саду, убаюкивающем Герду.

Закрыв глаза, думаю о Лешке. Интересно, понравилось бы ему здесь? Вряд ли. Лешкина мечта – океан и парусная яхта. И никаких позолот. Здесь мы с ним точно заодно. Особенно мне не нравится присутствие прислуги. Одетые в униформу, горничные то и дело появляются на горизонте, и у меня складывается неприятное ощущение, что за мной следят. Почему-то уверена, что телефоны и скайп-разговоры здесь тоже под контролем.

Утренний перезвон с Лешкой – у него вечер – проходит напряженно.

– Белка, как ты?

– Да все хорошо. Здесь очень красиво. Огромный дом…

Жалобно улыбаюсь в экран. Лешка чувствует фальшь, и мой искусственный голос наполняет его тревогой.

– Все в порядке? Как тебя встретили?

– Встретили прекрасно. Настя очень душевная…

– А с ним… С ее мужем ты еще не встречалась?

– Нет, встреча с Олегом Нестеровичем сегодня в три часа…

Замолкаю. Глазами показываю Лешке, что говорить свободно не могу. Он понимает.

– А как ты там, в Голливуде? Осваиваешься?

– Да все так же. Работы стало побольше, но, в принципе, справляюсь.

– Ну, хорошо. Ложись спать. Позвони, как проснешься, хорошо?

– Конечно, позвоню, Бельчонок…

Лешкина рука тянется ко мне – погладить по шерстке. Но упирается в экран. Мы оба смеемся. Сеанс связи окончен.

Ровно в три я у кабинета Олега Нестеровича. Встрече предшествует завтрак с Настей, которая снова пытается настроить меня на рабочий лад. Я вижу ее серьезность, и это пугает меня.

– Я что, в ответе за будущее страны? – пытаюсь шутить, но шутка зависает.

– Кто знает? – задумчиво отвечает Настя. – Пути Господни неисповедимы.

Настя смотрит мимо меня, и из глаз ее лучится свет. Большой свет. Свет большой веры. Слишком большой, как по мне.

Олег Нестерович энергичен и дружелюбен. Увидев меня в дверях, он встает из-за рабочего стола в глубине кабинета и мощно двигается мне навстречу. Спортсмен – подтянут и мускулист. Выглядит на свои сорок пять, но это хорошие сорок пять – здоровые и перспективные. Те, у которых впереди запланирована большая и прекрасная жизнь. Энергичное пожатие руки, предложение присесть.

– А у вас тут… красиво…

Оглядываюсь, рассматривая углы роскошного кабинета. Белые кожаные кресла с золотыми прожилками, белая с инкрустацией мебель. Под стать этой царской обстановке ОН блистает собственной белизной: выделяясь на фоне загорелого тела, брюки, поло и туфли цветом сливаются с мебелью.

Чувствую себя замарашкой.

– Ничего, что я в джинсах? – усаживаясь в кресло, иронично-насмешливо спрашиваю я. Маскирую смущение.

– Ничего-ничего, политологам можно, – парирует ОН, усаживаясь в кресло напротив.

– Олег Нестерович, я не политолог. PR – это несколько другое. Настя говорила, что вас интересует именно PR. Ведь так? – Пытаюсь скрыть академический снобизм за маской профессионального дружелюбия.