Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma" Страница 27

Да что там Манаус!

Имя Габриэля Сомерсбри никому не было известно, кроме ключевых фигур его империи наркоторговли. Для мелкой сошли он был Англичанином. Это прозвище вселяло ужас отъявленным головорезам потому, что в их кругах ходили жуткие слухи о том, какими методами этот человек разрешает малейшие проблемы. Слухи подтверждались импровизированными любительскими короткометражками, которые распространялись в целях «обучения» в рамках картеля.

Англичанин не чурался лично разбираться с отдельными инцидентами, чтобы преподать урок каждому, кто мог нарушить устоявшийся за несколько лет порядок.

Неподвижный холодный взгляд поверг Сантьягу в ужас, он только и успел в последний раз посмотреть на родных. И хотя его поза излучала спокойствие и на первый взгляд мужчина выглядел расслабленным, это было обманчивое впечатление. Зачесанные назад светлые волосы, открывали красивый ровный лоб, а тени причудливо выделяли бликами скулы и малейшее движение желваков.

В доме витал аппетитный запах печеной фасоли и жареной пераруку. Дорогая рыба, которой промышляли местные браконьеры, практически, каждый день была на столе скромной семьи, после того, Верас стал работать на картель. Но в этот момент, соблазнительный аромат, не радовал пустой желудок главы семейства, а наоборот, вызывал тошноту.

Смуглая красавица — жена, молча глотала слезы, прочитав по лицу мужа, что это их последняя встреча. Анита, прикрыла рот рукой, сдерживая рыдания и бросила полный отчаяния взгляд на незнакомца, сидящего за их столом, но Сантьяго едва заметно дернул головой, чтобы она не произносила ни слова. Из-за двери спальни то и дело, испуганно выглядывала мать Вераса. Пожилая женщина, белая, как полотно с седыми волосами и загоревшим до черна лицом, видевшая мало хорошего в жизни от мужа-алкоголика, помалкивала, видимо осознав, что единственный, кем она гордилась, не переживет эту ночь.

Ни сказав ни слова, Анита быстро обняла мужа. После чего, Сантьяго крепко прижал к себе детей и все трое ушли в комнату к бабушке. Когда дверь за ними закрылась, всхлипы женщин переросли в тихий плач.

От того, как он себя поведет, сейчас зависела жизнь всех обитателей этого дома, а потому Верас вежливо поприветствовал гостя.

— Добрый вечер, господин. Чем я могу помочь?

Стоило потянуть время, и хотя Верас на сто процентов был уверен, кто перед ним, то всем сердцем молил о чуде.

— Ты знаешь кто я? — мягкий тихий голос прокатился по скромной комнатке.

Попытка обвести этого человека вокруг пальца могла обернуться катастрофой и Сантьяго сдался.

— Англичанин, — выдохнул мужчина, после чего его челюсть задрожала, придавая небритому, загорелому лицу жалкое выражение.

— Знаешь почему я здесь? — мужчина не сводил своего пронзительного гипнотизирующего взгляда, а лишь приподнял голову выше, из-за чего свет скрыл зрачки в тени надбровных дуг, вылепляя зловещую маску неотвратимости.

— Простите, господин…

Но тут же на стол рухнули два увесистых свертка.

Коричневая бумага, герметично упакованная в пленку — именно так на третьей стадии производства выглядел кокаин, после обработки в лаборатории, которая располагалась в одном из самых неприступных мест в одном из устьев Амазонки.

Сердце Сантьяго зашлось в бешеном ритме, а мысли рассыпались, чтобы сфокусироваться на одном событии, случившемся два месяца назад. Именно тогда, на Вераса вышел человек, который преставился, как Крейг Шогерси.

Не успев опомниться, Сантьягу был усажен в черный джип. На таких любят разъезжать криминальные авторитеты и шишки из полиции. И уже в салоне автомобиля был представлен жетон ФБР и изложен нехитрый план, целью которого было только одно — отследить путь от лаборатории в джунглях, где производят кокаин, до его переправы через границу Бразилии.

За сотрудничество, Сантьягу и всей его семье пообещали американское гражданство и даже показали готовые документы, правда бедолага не знал английского, но бумаги произвели на него сильное впечатление, как и то, что в противном случае, его, из этой машины не выпустят живым. Он и сейчас жил по местным меркам довольно неплохо, а этот цирк с ФБР вполне мог быть проверкой.

Наркотой в районе заправлял страшный человек, который собственноручно вырезал целые семье острым, как бритва мачете. Его звали Марога. Садистские методы, на которые его благословили боссы по-крупнее, держали в страхе, буквально, всех. Полная безнаказанность позволяла ему вершить расправу даже над полицейскими, если те совали свои носы куда не надо.

Марога сам пришел к Сантьяго и предложил ему работать на хлипком катерке. Всего-то и стоило плавать к устью реки и забирать «товар». Тут даже охрана не требовалась. Каждая речная крыса десятой дорогой обходила все, что обозначено символом раздвоенного змеиного языка — Ассобио.

Но до таких деталей, как дорогой костюм на агенте, крутая тачка, удостоверение ФБР и пятеро белолицых американских рож, при «проверке» на верность не мог додуматься и Марога. Уж больно натурально все выглядело.

Верас сдался спустя месяц, предусмотрел все мелочи, вплоть до того, что жучки ему передали в абсолютно темном помещении, спрятав под камнем, в заброшенном доме.

Каким образом это всплыло оставалось только догадываться, но шутить с Американцем было чревато. И за меньшие «проступки», все кто переходили ему дорогу, попросту исчезали.

Сейчас Сантьяго догадывался, что он узнает по какому сценарию развивались события со теми несчастными. С обреченным видом, он оставил идею о побеге и безмолвно молился.

Господин Сомерсбри, наоборот, выглядел невероятно спокойным и как ни странно задумчивым. Молодого мужчину одолевали крайне печальные мысли, учитывая ситуацию и грядущее убийство.

Отстраняться от чужих эмоций, Габриэль научился еще в раннем юношестве, когда родители переживали крайне тяжелый развод. Богатая семья с завидной английской родословной всегда представлялась чуть ли не идеальной, пока не грянуло шокирующее расставание красивой пары — английского пэра и итальянской художницы. Пятнадцать лет брака комкали всякие надежды на большую, дружную семью, о которой Габриэль мечтал до сих пор.

Вот только род его занятий был весьма специфичен и исключал любую сентиментальность и мягкость, потому что жизнь молодого аристократа была посвящена великой цели, а сам он был лишь орудием в бесконечном процессе естественного отбора, в котором людская «глупость» была едва ли не главным инструментом.

Глупость, под руководством безответственности и скуки, толкала подростков и взрослых к тому, чтобы попробовать запретное. Хотя, разве что не с пеленок поступает информация о смертельной опасности наркотиков.

В этом плане Габриэль только сокрушенно качал головой. За плечами были нешуточные сомнения, внутренняя борьба с совестью и построение доводов, которые определили развитие мужчины, как личности. По своей природе он не был кровожадным, а чувство жалости едва не превратило тихого, не амбициозного мальчишку в изгоя.

Убийства десятков человек, которые не сдержали собственного слова, опять же из-за глупости, не шли ни в какое сравнением с количеством людей, которым мистер Сомерсбри оказывал помощь. Его частная организация занималась сбором, доставкой и перераспределением гуманитарных грузов.

Очень удобно было отмывать деньги, поступающие от продажи кокаина через анонимные пожертвования, которые привели дело Габриэля к процветанию, о котором он и не мог помыслить. В свои тридцать четыре он давно превзошел собственного отца — одного из богатейших людей Британии.

Хотя, вряд ли бы кто смог распознать в этом человеке богача. Одежда Габриэля была простой и практичной. Белая рубашка из тончайшей ткани, липла к телу, насквозь пропитанная потом из-за вечной амазонской духоты; брюки цвета хаки и добротные ботинки выдавали в нем человека, который знал, чему следует отдавать предпочтение, приезжая в джунгли.

А то, что их мрачная компания направляется именно туда, у Сантьяго не было никаких сомнений. Бросив полный ужаса взгляд на свой дом, мужчина понял, что к Англичанину подошел Марога. Перекинутый через плечо автомат и подобострастный взгляд головореза не сулили ничего хорошего семье Вераса. Махнув в сторону дома рукой и обведя его рукой, белый мужчина явно приказывал никого не выпускать, и не трогать. Это было хуже всего!