Копия (СИ) - Алиса Гордеева Страница 27

Как же ей хотелось, чтобы на этом этот глупый и бессмысленный спор прекратился, но новое сообщение от Адама не заставило себя ждать:

" Завтра в 14.00"

" Вот же упертый баран!" — почти закричала девчонка: " Только не на ту напал!"

" НЕТ !" — написала Энн, приправив сообщение злющими смайликами.

Она смотрела на экран смартфона и ждала, что вот-вот Адам Ваха ответит, но тот не написал больше ни строчки.

Энн изводила себя догадками и вопросами: поверить в то, что мужчина так легко отступил, у нее не получалось.

Сомнения и страхи отступили на задний план сами собой, когда  экран смартфона снова озарился мерцанием. Фотография сердитого худого парня, высветившаяся на мобильном, вновь  оповещала о входящем вызове, вот только на сей раз  от пропавшего брата.

— Хинрик! Боже, где ты? — моментально позабыв об Адаме, срывающимся от волнения голосом закричала Энн. — Хинрик, не молчи! Хинрик?

— Знаешь ли ты, что согласно нашим обычаям делают с теми, кто посмел взять чужое? —произнес  низкий, хриплый голос  на ломанном английском. — Им отрубают руки и выбрасывают посреди раскаленной пустыни.

Шум в ушах мешал сосредоточиться. Ноги, мгновенно ставшие ватными, не слушались. Руки, с неистовой силой стискивающие  мобильный, дрожали.

Это не могло быть правдой! Не могло! Хинрик несовершеннолетний. Он гражданин Исландии. Он, в конце концов, просто оступился. Да, поступок отчаянный и бестолковый, но разве парень заслужил подобное...

Жгучие слезы тонкими ручейками струились по щекам Энн. Боль, которую она сейчас ощущала в сердце, не шла ни в какое сравнение с той, что оставалась от побоев Ларуса.  Потрясенная услышанным, она осела на кровати и, подтянув ноги к груди, уткнулась в них носом. В ее распоряжении был всего  час, чтобы все обдумать и дать ответ Адаму — бездушному и безжалостному монстру. Всего час, способный перевернуть сразу несколько жизней.

Внутри все сжималось в тугой узел, воздуха отчаянно не хватало, как и способности мыслить разумно. Голос незнакомца беспрестанно воскресал в памяти, разрушая на своем пути все:

— Какие шутки могут быть? — равнодушно заявил не пожелавший даже представиться мужчина. —   Твоего отца предупреждали, чтобы искал лучше! Теперь некого винить!  Твой брат сам оступился — сам и  ответит за свой поступок!

—Что вы с ним сделали? Где Хинрик?– до безумия страшась услышать ответ, спросила Энн.

— Забавная штука — жизнь. Еще пару часов назад человек, случайно отыскавший твоего брата, вез его к вам, а прямо сейчас — Хинрик сидит напротив и дрожит, как последний шакал, ожидая отправки в Дезирию.

— Вы не имеете права! — испуганно всхлипывала Энн, пытаясь осознать услышанное. — Ему всего семнадцать! Так нельзя! Понимаете?  Ответственность за него несет Ларус, вот с него и спрашивайте. А Хинрика...

— У нас свои законы! — грозно оборвал мужчина. —  Твой брат — вор! Какая разница сколько ему лет?

— Пожалуйста, отпустите его! — срываясь на шепот, отчаянно твердила девушка. —  Слышите? Прошу вас,  отпустите!

— Проси об этом не меня, — явно добившись нужной реакции от Энн, заявил незнакомец. — Если Ясин соизволит даровать ему прощение, пусть будет так.

— Какой еще Ясин, черт возьми?

— Эмир провинции Ваха в Дезирии. Твой брат посмел украсть его собственность и за это его ждет наказание.

Мысли спотыкались одна об другую: неприятный голос в трубке, номер Хинрика, угрозы, а теперь еще  эмир... И хотя Энн была далека от восточной культуры, все же смогла сопоставить алмазного короля с эмиром провинции Ваха, Адама с Ясином. Это был один человек! Человек, который по непонятным для девушки причинам, решил полностью разрушить ее жизнь.

— Это противозаконно! —  сквозь непослушные слезы бормотала она в трубку. —  Наказывать его или нет вправе решать только суд, а ваш Адам просто больной на всю голову! Повторяю, что Хинрик...

— Ясин великодушно даровал тебе  час на принятие решения, после я загружаю коня и этого трусливого  пса на борт,   — не желая слушать, перебил мужчина. — Ясин надеется, что ты сделаешь правильный выбор. Как определишься, что дороже тебе: своя свобода или жизнь брата — дай ему знать. Твое молчание будет расцениваться, как нежелание принять волю эмира. Чем  чреват отказ  для твоего поганого родственника, думаю, ты уже поняла.

Гудки... Тяжелые, мучительные, безнадежные... Резко заменив собой голос незнакомца, они оборвали последнюю надежду, последнюю веру в человечность...

Час... Всего 60 минут... И слишком высокая плата за ошибку.

Первое желание — бежать к отцу, рассказать все ему, просить о помощи... Но боль по всему телу явно намекала: Ларус не займет сторону дочери.

Расстраивать и без того убитую горем мать, тоже казалось Энн глупой затеей. А больше обратиться ей было не к кому.

Ничего не оставалось девушке, как согласиться на условие Адама —  притвориться его невестой. В конце концов, Энн ничего не теряла. Играть роль невесты — не быть ей на самом деле. Если бы не одно "но": уезжать из Исландии в чужую страну, не зная местного языка, не понимая традиций и страшась местных законов, не имея никаких гарантий за спиной и совершенно не доверяя Адаму или, как его называл мужчина, Ясину, казалось Энн верхом легкомыслия. И все же бросить Хинрика одного, не помочь, не оставить ему даже шанса на спасение, она не могла.

Кроме того, Энни весьма быстро сообразила, что до отправки  Хинрика на чужбину к варварам —  другого слова девчонка просто не могла подобрать — оставался час, а до ее встречи с Ангуром в аэропорту — почти сутки. Как ни крути, но  вероятность найти выход из сложившейся ситуации  у нее была гораздо выше, чем у брата.

Не дожидаясь исхода отведенного ей на раздумья часа, Энни вновь взяла в руки проклятый телефон,  но от звонка Адаму ее отвлек истошный вопль Арны из глубины дома, а следом и  громкий стук в дверь.

— Энни, пожар!   — ворвался в комнату сестры взъерошенный и перепуганный Петер. — Конюшня горит! Скорее, помоги!  Нужно вывести лошадей!

Соскочив  с кровати, в чем была, Энн кинулась за братом на улицу, к конюшне, откуда непроглядными клубами уходил в высь серый  и вязкий дым.

— Петер, беги к Кристофу за помощью, — кричала Энн, отталкивая брата от запасного входа в конюшню — главные двери были объяты пламенем. — Я сама. Я выведу их. Беги, мой хороший, беги!

Она понимала, что огонь слишком сильный, что самим им не справиться точно, а еще, что Петер все-таки ребенок и она не могла ему позволить рисковать собой в огне, спасая лошадей.

Стянув с себя толстовку, Энни  тут же окунула ее в рядом стоящую поилку для животных и, быстро повязав мокрую ткань вокруг лица, кинулась выводить лошадей. На ее счастье в это время внутри помещения оставалось всего несколько жеребцов, но даже к ним сквозь пелену дыма было не так просто подойти.

Вместе с подоспевшей на помощь матерью они упорно пробирались вглубь задымленного помещения и, почти наощупь открывая загоны, выгоняли лошадей из конюшни.

Спустя минут десять, когда Арна и Энни насквозь пропитанные дымом, сумели вывести всех животных, снаружи послышались голоса — жители деревни благодаря Петеру подоспели на помощь и принялись за тушение огня. В ход шло все: огнетушители, запасенная для питья животных вода, лопаты, вилы...

Обессиленные, задыхающиеся, с красными от дыма глазами мать и дочь, обнимая друг друга, стояли неподалеку и пытались отдышаться, чтобы вновь ринуться на спасение теперь уже самой конюшни, как внезапно их взгляды натолкнулись на  холодный, безжизненный, проклинающий взор Ларуса. Вместе со всеми он прибежал на крики сына, чтобы своими глазами застать окончательный крах всей  своей жизни.

— Энни, милая, — не отрывая глаз от мужа, прошептала Арна дочери, — уезжай! Прямо сейчас! Пока Ларус занят огнем.  Я прошу тебя, Энни!

— Мама, — попыталась возразить девушка, желая объяснить, что хотя бы к этому происшествию совершенно непричастна.