Мария Воронова - Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса (сборник) Страница 27

– Вряд ли. Она живет в Питере.

Ну естественно! Почему бы для конспирации не сказать – на Луне?

– И что? Вы до сих пор встречаетесь?

– Что ты, конечно, нет. Я расстался с ней задолго до тебя. Мы были вместе еще со школы, потом она бросила меня и вышла замуж. Через несколько лет мы встретились и поняли, что по-прежнему любим друг друга. Стали видеться, а я был так поглощен заводом, что совсем не скучал по семейной жизни. Мне для счастья вполне хватало коротких встреч, и я не настаивал на нашем соединении. Тем более у нее пошли дети. Не мои, – поспешил добавить Рыбаков, заметив Юлины вытаращенные глаза. – Короче, только в сорок лет я отрезвел и понял, что предательство есть предательство. Нельзя уважать женщину, которая марает свой семейный очаг изменой, и нельзя любить женщину, которую не уважаешь, и нельзя спать с женщиной, которую не любишь, не унижая себя. Вот такая логическая цепочка.

Филипп тяжело вздохнул.

Возможно, он так и думает. Только никакого разрыва не было, он прекрасно встречается со своей сдобной Катенькой, лишь уговаривая себя расстаться с ней и не в силах сделать это. Многие и многие люди, отчетливо понимая весь ужас лишнего веса, не могут заставить себя сесть на диету.

– А как же я? – спросила Юля с вызовом. – Ты же меня тоже не уважаешь!

– Кто тебе сказал?

– Ты сам. Ты считаешь меня бестолковой паразиткой, какое уж тут уважение? Вспомни, ты и спать со мной не хотел, получается, из-за этого. Скоро скажешь: «Пошла, Юля, вон!»

Он взял ее за руку и крепко сжал:

– Будь спокойна, я никогда этого не скажу. Что бы ни случилось.

– А я вот возьму и уйду с работы. Прямо завтра.

– Уходи.

– И дома палец о палец не ударю, потребую помощницу по хозяйству.

– Хорошо.

– Буду целыми днями шляться по салонам красоты и фитнес-клубам.

– Шляйся.

– Оставлю там всю твою зарплату, а то, что не удастся спустить в этих заведениях, потрачу на новые шмотки.

– Сделай одолжение. Ну, на что еще способна твоя фантазия?

– Возьму любовника! – выпалила Юля.

– Что ж, придется стерпеть и это. Видишь ли, став твоим мужем, я стал и первым твоим мужчиной. Теперь я просто не имею права оставить тебя.

– Хотелось бы другого объяснения, – буркнула Юля. – Например, что ты любишь меня больше жизни.

– Так и есть, разве ты не видишь?

«Увы, – думала Юля, нежась в его руках, – главное не то, что я вижу, а то, что я слышала в один прекрасный день…»

Глава пятая

Катенька, противная сладкая Катенька! Не интрижка, а многолетняя связь. Женщина, за двадцать лет высосавшая из Филиппа все запасы любви и нежности, оставив Юле жалкие подонки. Она, наверное, и выглядит так хорошо потому, что столько лет питается, как вампир, чувствами Рыбакова.

Завтра целый день придется сидеть на приеме и смотреть на ее милое личико, борясь с желанием вонзить ногти в эти пухлые щечки…

Или все же не она? Та женщина действительно осталась в прошлом, а в настоящем симпатичная бездельница-жена и строгая трудолюбивая любовница Елизавета?

Господи, когда же наконец наступит ясность?

Юля не признавалась себе самой, что ее терзает не столько женская ревность, сколько любопытство исследователя. Какая разница, с кем именно изменяет муж, если он в принципе изменяет и в то же время не выражает намерения бросить жену? Не проще ли терпеть, раз уж у нее нет способа его остановить?

На следующий день Юля заявила, что будет работать без сестры. Она, мол, освоила всю документацию, и пусть Елизавета спокойно идет в перевязочную, а Катя садится вместе с Дубикайтисом, пока Коковцева в очередном запое.

Завотделением чуть не прослезился и пообещал, что эта самоотверженность обязательно отразится на Юлиной зарплате. На самом деле Юля не заботилась о работе перевязочного кабинета, просто терпеть рядом с собой наиболее вероятную разлучницу было невыносимо.

Вместе с хирургическим приемом Юле навязали еще и работу онколога. Никаких медицинских озарений от нее не требовалось, нужно было только штамповать направления в областной диспансер и продлевать больничные листы. Самым сложным в онкологическом приеме был процесс оформления инвалидности. На пациента приходилось заполнять представление на МСЭ[10], огромную «простыню», а потом еще дублировать запись в амбулаторной карте. Юля ненавидела эту писанину и всегда откладывала на последний момент.

Сегодня к ней пришел пациент с запущенной опухолью, метастазы поразили даже головной мозг, и Юля втайне надеялась, что этот человек погибнет до того, как истечет срок его больничного листа.

Увы, зам по экспертизе, Гнусный Гном, отказалась продлевать бюллетень.

– Куда вы смотрите, Юлия Евгеньевна! – орала она в трубку. – Почему он до сих пор сидит у вас на больничном, когда ему давно пора получить инвалидность?

– Но четыре месяца же можно… – лепетала Юля.

– Вы врач и должны владеть хотя бы первичными навыками трудовой экспертизы! – надрывалась Гном. – Вы понимаете, что с таким диагнозом он никогда не сможет выйти на работу?

– Ну да…

– Зачем же вы его держите? Зачем тратите социальные фонды? Немедленно оформляйте инвалидность!

Положив трубку, Юля посмотрела на пациента. Относительно молодой, крепкий с виду мужчина, и не скажешь, что смерть наложила на него свою печать… Но он уже не здесь, не с нами. У него нет будущего, и планы, которые он, может быть, по привычке строит, никогда не воплотятся в жизнь… Может быть, он не верит еще, что все кончено, на что-то надеется, но она одним махом перечеркнет все его надежды. Спишет в утиль, как отработанный материал. Рука, потянувшаяся к бланку представления на МСЭ, решительно опустилась на стол.

– Вот что, – сказала она солидно, – я не могу продлить вам бюллетень. Правила такие, ничего не поделаешь. Давайте, я выпишу вас якобы на работу, только вы дадите мне честное слово, что не пойдете в цех. Три дня побудьте на нелегальном положении, хорошо? Есть же у вас какие-нибудь отгулы, или от отпуска дни остались? А в понедельник придете ко мне, и я открою вам новый больничный. Хорошо? Этот же лист можете сдать к оплате.

Радуясь, что удалось обвести Гнусного Гнома вокруг пальца, Юля отпустила пациента и позвонила Филиппу.

– Я же просил не дергать меня на работе, – услышала она раздраженный голос.

– Вообще-то я звоню предотвратить техногенную катастрофу, – обиженно заявила она. – Только что я выписала к тебе в реакторный цех больного с поражением головного мозга.

Рыбаков хмыкнул:

– Это называется не техногенная катастрофа, а человеческий фактор. Ничего, когда я принимал завод, у меня в реакторном одни алкаши работали. Стакан в лоб – и вперед, атом расщеплять. Как мы на воздух не взлетели, просто удивительно.