Бобры добры - Галина Валентиновна Чередий Страница 27

Глава 15

Алексей

— Знатно Корнилов нас харями борзыми в дерьмо натыкал, — хмыкнул брат уже в тачке.

— За дело, — пожал я плечами, признавая правду.

Если честно, ощущал себя основательно так пришибленным. Не отповедью от Михаила Константиновича. Заслуженной. Нет. Внезапным озарением, насколько все у меня и во мне серьезно в отношении Ксюхи. Одной мысли о том, что я могу лишиться возможности снова к ней прикоснуться или даже приблизиться… под шкуру будто ведро колотого льда сыпанули. Все нутро взбунтовалось, отказываясь принять такую перспективу. Вот и пришибло. Потому что… а что и было-то у нас, чтобы вот так пробирало, а? Вот же еще три дня назад я понятия не имел, что она на белом свете существует. Пару раз нормально говорили. Всего-то разок трахнулись.

— За дело, — признал Лекс. — И какие наши выводы и дальнейшие действия?

— Ну… как бы серпом по яйцам ни прозвучало, но я предлагаю пока сосредоточиться исключительно на вопросе нейтрализации угрозы от Ксюхиного бывшего. — Я даже поежился, вспоминая опять, как нас запросто прочитал Корнилов и ткнул в правду, которую я, думая исключительно членом, опускал за ненадобностью. Хрен там мы по-настоящему думали о безопасности Ксюхи. Вели себя как два озабоченных и голодных кобеля, что делят одну сахарную косточку, а это идеальная возможность для третьего засранца эту самую косточку стащить. — А личное оставим на потом. Заморозим, так сказать, до того момента, как не разрулим окончательно ситуацию с безопасностью.

— Лёха… — шумно вдохнув, Лекс явно вознамерился пойти на новый круг своих «отвали на хер» убеждений.

— Не начинай опять, сказал! — оборвал его на взлете. — Я не отступлюсь. Так что просто возвращаемся к первичным установкам: сначала дело, а потом пусть уж как Ксюха сама решит и выберет. Хотя повторюсь — в который раз уже — мне нигде не жмет и не щекотит не ставить ее перед необходимостью выбирать.

— А я о таком и слушать не хочу! — огрызнулся брат, мигом аж оскалившись.

Хочешь не хочешь, а слушать придется, раз сам рогом уперся, и не раз. И слушать, и принимать во внимание, и смириться, если подфартит мне. Ну или смирение придется постигать мне.

— Ну вот и порешали, братан, — забил я на его гнев. — Сначала отсекаем тему с тварью той садисткой, а потом уж начинаем по новой движняки с ухаживаниями.

— По новой? — зло хохотнул Лекс, заводя движок. — У нас, типа, они вообще были? У кого же язык повернется хоть что-то нормальным подкатом назвать?

— Это не я то рычал, то в лоб девушке правду матку резал! — указал я на очевидность.

— Ага, ты ей на жалость придавить пытался, про судьбину нашу горемычную поведав. Отстой и маневр неудачника, братан, — не остался в долгу засранец.

И ни хрена не на жалость! Я просто шансы уравновешивал, когда некто начал наглеть.

— Полезть выдирать из моих лап ее, как засек, что потекла конкретно — вот маневр неудачника был! — отбил я.

— Смотреть и дрочить на то, как девушка меня объезжает, — вот п*здец какой был отстой с твоей стороны.

А вот и нет. Я сроду более заводящей картинки не видал и до гробовой доски ее не забуду, даже если повтора не случится никогда. И по хер мне уже, насколько у меня голова бракованная, раз вставило так.

— Кончить раньше этой девушки и дать доделать за тебя твою работу еще отстойнее, — ухмыльнулся я, а вот Лекс помрачнел. — И что-то ты тоже не сильно-то отворачивался и сваливал с горизонта, когда я ее трахал.

— Все, хорош! — рвано вдохнув, вызверился Лекс и врезал по газам, вылетая с парковки. — Тему эту закрыли, договорились ведь! И вспоминать об этом не хочу! Противно!

Вот ты чё такой упертый в этом? Никогда же таким не был.

— А я забывать не собираюсь, и ты опять мне нагло п*здишь, брателло. Это от того, что противно, у тебя стояк?

Тачка дернулась так, что я чуть мордой переднюю панель не пропахал.

— А ты чего бельма мне на ширинку пялишь?! — заорал Лекс.

— Да очень надо. А то я за эти годы не знаю, как ты на сиденье ерзаешь, когда у тебя подскакивает.

— Ну круто, маразм и извратство крепчает, — скривился брат презрительно. — Мы начали вести беседы о стояках друг друга. Так, может, ты тогда совсем не на Оксану змея душил в лесу?

Я не с первой секунды и сообразил, чего он сморозил. А как сообразил — прям бомбануло.

— Дебил, еще что такое каркнешь — и я тебе реально втащу! — заревел на него уже я. — Думаешь, я там по-настоящему тебя замечал? Пойми ты, дубины зажатой кусок, что я ее, по сути, одну видел и то, как она кайфует в процессе. А ты, братан, был только частью этого процесса, как потом и я. Ты видел, какая она была? Как же она… — Видение пьяной от наслаждения Ксюхи врезало мне в пах так, что в глотке пересохло, превращая мой рев в хрип, а в черепушке поплыло от резкого оттока крови к члену, который тут же уперся тупой башкой в ширинку, заставив ерзать уже и меня. — Это же ослепнуть и сдохнуть можно было просто. Меня так ни разу в жизни не уносило, так, чтобы с ходу, к хренам… — и, видимо, безвозвратно.

— Тему эту закрыли, сказал! — зло отгавкнулся Лекс, которого, зуб даю, приложило тем же видением. — Как будем по бывшему работать? Может, мы его сразу на упреждение у тюрьмы перехватим и четко растолкуем, если надо, с физическими доводами, где ему больше никогда не следует появляться?

Я поскреб ногтями подбородок, размышляя.

— Вряд ли это получится и сработает. Мы, конечно, сможем как-то выгрызть инфу о времени его выхода через Леонова или даже Боева, этого орионовского волшебника-разведчика, через Корнилова озадачить, но толку-то? Ты помнишь, что Семен нам про маман непростую этого Швеца рассказывал? Сто пудов мы и приблизиться к нему не сможем сразу, а если в наглую попрем, то еще и сами по заяве об угрозах схлопочем, а то и пятнадцать суток отсидеться влетим. А кто Ксюху стеречь будет? Корнилов, само собой, подключит кого-то. Нам с тобой надо, чтобы вокруг нее какие-то олени озабоченные паслись?

— Сами ничем не лучше.

— Сами — это сами. Остальные гуляют мимо нашего.

— Не нашего! Мое…

— Мы эту тему закрыли пока! — рыкнул я, затыкая этого упертого жадюгу, и он раздраженно засопел, но больше не вякал. — Короче, теплая встреча мудака из тюряги отменяется. Мы его будем все же непосредственно