Бэль, или Сказка в Париже - Иванова Татьяна Антоновна Страница 27

— Да хоть три! — спокойно сказал ему Саша. — Только с завтрашнего дня мы включаем счетчик, полпроцента в день.

— От стоимости картины? — изумился Гриша.

— Да! И это еще по-божески!

Еще через два дня Грише позвонила Ирина и попросила его приехать. Она рассказала о том, что «эти» были у нее и выведывали все о Гришиной семье.

— Дернул же черт меня с ними связаться! — с отчаянием воскликнула она. — Хотела тебе помочь! Знаешь, похоже, они самые настоящие бандюки.

Гриша похолодел:

— Если они только прикоснутся к Веронике или Савке, я тут же обращусь в милицию! — сказал он.

— А если они… — Ирина испуганно приложила ладонь к губам.

— Если меня укокошат? — договорил за нее Гриша. — Да сколько угодно! Только не Веронику с Савкой! Они тут ни при чем.

Ирина участливо прикоснулась ладонью к его щеке:

— Ладно, Гриш, не кипятись, может, что-то придумаем!

И вскоре она действительно «что-то» придумала, совместно с «заказчиками».

Она позвонила ему и бодрым, полным оптимизма голосом предложила встретиться в кафе на проспекте Мира.

— В общем, так! — начала она, с удовольствием помешивая трубочкой свою порцию коктейля. — Они разузнали о том, что твой брат работает сейчас в Доме художника, обслуживает выставку коллекции француженки Ла-Пюрель. Там есть картина под названием «Бэль».

Гриша, предчувствуя неладное, похолодел:

— А при чем здесь мой брат?

— Господи! Гриша! Тебе ведь надо каким-то образом выходить из положения! Или ты думаешь, что эти типы все спустят тебе с рук?

— Нет!

— Ну тогда перестань, наконец, строить из себя великую жертву! Твоя бесполезная смерть, как ты себе ее воображаешь, никому не нужна! Ни им, ни твоим близким! Так ищи же хоть какой-нибудь выход, в конце концов!

Ирина отхлебнула коктейль и поставила фужер на столик.

— Ну так вот! Эта самая «Бэль» их очень заинтересовала, и они подумали, что именно она могла бы им заменить пропавшую картину.

— Ты, ты… Ты что, хочешь, чтобы я через Володю…

— Я? Я ничего не хочу! — Ирина умолкла и обиженно надулась.

— Ладно, прости! — Гриша изобразил на лице некое подобие виноватой улыбки.

— Одним словом, они предлагают тебе с помощью брата организовать кражу этой картины, — смягчившись, сказала Ирина.

Гриша побледнел:

— Это что, теперь таково их решение?

— Нет, конечно! Если достанешь деньги, можешь отдать их! — издевательски ответила Ирина.

— Но я… Я просто не могу обратиться с этим к Володе!

— Почему?

— Да он никогда на это не пойдет! Неужели ты не понимаешь?!

— Знаешь, Гриш, будь я на твоем месте… — Ирина, спохватившись, постучала по столу. — Тьфу, тьфу, тьфу! Не дай бог! Я бы нашла способ заставить его это сделать! Разве у тебя есть хоть какой-то еще реальный выход? А что, если они решаться пойти на крайние меры?! Надеюсь, ты догадываешься, зачем они расспрашивали у меня про твою семью?

— Ладно, хватит, перестань! — закричал Гриша. — Создается впечатление, что меня шантажируешь именно ты, а не они через тебя!

— В общем, как хочешь! Мое дело передать тебе это, я и передаю!

После обеда они так и расстались на полуссоре. Но чувства и размышления Гриши исподволь шли по проложенной Ириной дорожке. Конечно, он все понимал. Понимал и боялся — и за свою семью, и за себя самого. Предложенный Ириной выход из создавшегося положения вселял в него несмелую надежду.

Промучившись еще целые сутки, он стал думать о том, что бы такое сказать Володе, как заставить его решиться пойти на этот шаг. Рассказать правду — значит обречь дело на провал! Володя непременно откажет ему и посоветует обратиться в милицию, да не просто посоветует, заставит!

— Украли картину! — скажет он. — Ну так что ж, с кем не бывает! Заяви в милицию и по поводу самого факта кражи, и по поводу шантажистов!

Конечно! Это же не с ним беда приключилась, разве может он понять, как напуган он, Гриша! Да, брат любит его, но ведь все равно будет смотреть на проблему как бы со стороны и останется лицом сочувствующим, сопереживающим. Нет! Надо придумать такую причину, которая бы не оставила Володе никакого шанса для отказа, никакого!

И причина нашлась. Банальная ложь. Гнусная, грязная, грешная неправда, на которую может решиться только бесконечно отчаявшийся человек, напуганный и трусливый.

Гриша сказал брату, что ему требуется большая сумма денег на пересадку почки Савелию и что без этого ребенка ждет летальный исход.

— Только очень прошу тебя, не проговорись об этом родителям Вероники. Они не в курсе. Вероника не хочет их расстраивать, потому и не говорит об этом.

Ах, знала бы об этой лжи сама Вероника! Что бы она сделала с ним! Что бы она сделала! Ирина же, напротив, одобрила его ложь.

— Ничего страшного! — жестко сказала она. — Оставь свою рефлексию. Ерунда все это. Ерунда! А уж если у тебя так свербит по поводу суеверий, сходи в церковь и поставь свечу за здравие Савелия.

На том и порешили. А Володя? Володя, промучившись два дня, сказал, что согласен.

— Вот только как это осуществить? Дело-то непростое!

Это непростое дело разрешилось с помощью банального адюльтера. Инесса работала компьютерным оператором и ежедневно ставила демонстрационный зал на охрану. При скоропалительном, но умелом ухаживании Володи она стала его любовницей. В один из вечеров Володя тайком остался в реставрационной мастерской, то есть на своем рабочем месте, и следил за тем, когда выставочный зал покинет последний работник. Инесса, как и положено, собралась поставить объект на охрану. После этого она должна была позвонить операторам на главный пульт, убедиться, что ее сигнал принят. И вот как раз перед началом этой ежесменной операции появился Володя и своими безудержными любовными ласками увлек девушку в мастерскую, где стоит старая кушеточка.

— Ты ведь все равно не поставишь объект на охрану, пока я отсюда не выйду! — убеждал он девушку. — Пошли!

— Но мне не положено уходить отсюда, пока не подключится охрана, — пыталась возразить Инесса и якобы неохотно сдалась под натиском неугомонного любовника. Володя принялся раздевать девушку и вроде бы случайно взглянул на часы.

— Господи! Забыл! Просто вылетело из головы! — воскликнул он. — Мне же Гришке надо было позвонить еще двадцать минут назад. Он должен передать мне очень важную информацию. Инночка, не сердись!

Он стал старательно искать свой мобильник.

— Да я ж его оставил у тебя на пульте! — вспоминает он. — Мобильник в борсетке. Конечно! Я положил ее на подоконник, когда подошел к тебе сзади и запустил ладони в твою сногсшибательную рыжую шевелюру!

— Не рыжую! Сколько раз тебе говорить! Это ж цвет спелой вишни!

— Ну не скажешь ведь «в красную»!

— А! — Инесса махнула рукой и стала натягивать на себя короткую футболочку.

— Да ты с ума сошла! — возмущенно воскликнул Володя. — Это ж немыслимо оставить меня голодным из-за какого-то звонка! — Он опрокинул Инессу на спину и страстно поцеловал.

— Я сейчас, только позвоню! Так и лежи, и лифчик не снимай пока, ладно? Я сам хочу!

Он забежал в пристройку к мастерской, достал из укромного места тонкие резиновые перчатки, натянул их на руки, затем вытащил из-под какого-то хлама размалеванный холст, вырезанный по размерам нужной ему картины, скотч, а также кнопки и нож. В зале он осторожно вырезал картину, а взамен приладил принесенный холст, закрепив его с четырех сторон кнопками и скотчем.

Прихватив по пути борсетку, которую он специально оставил на пульте Инессы — а как же, вдруг девушка, выходя из операторской, случайно увидела бы и запомнила, что подоконник был пуст. Разгоряченный, запыхавшийся, Володя вернулся к еще не успевшей соскучиться любовнице. Перчатки, кнопки, скотч, нож и украденную картину он успел запрятать в той же пристройке.

Наскоро ублажив Инессу и выпроводив ее на преступно брошенное рабочее место, он снял заранее подготовленное для этого днище кушетки, заложил картину и вернул его на прежнее место.