Непорочная - Слава Доронина Страница 27

— И чем же отвратителен мой характер?

Она смотрит так, будто готова перегрызть мне глотку зубами.

— Ты эгоист, который зациклен на собственных чувствах. Идешь к цели по головам других людей. Это во всех сферах твоей жизни проявляется. Я прямо сказала, что отношений у меня толком не было. Да что там отношений, я даже подростком ни в кого не влюблялась. Встреча с таким, как ты, для меня уже психологическая травма. Сам представь, из ниоткуда появляется какой-то опасный тип, весь из себя ходячий тестостерон, с вот таки-им самомнением, — разводит Антонина руки в стороны. — Смотрит, словно хищный зверюга, готовый сожрать в ту же секунду. У меня на подсознательном уровне включилась защитная реакция. Я попросила чуть-чуть за мной поухаживать, чтобы к тебе привыкнуть, а ты… — Ресницы диковинки начинают дрожать. — Видишь, до чего ты меня довел? — кивает она на ампулы и шприц, валяющиеся на полу.

Блядь, издевается, что ли, не пойму? Мне в спальню к ней приходить и на коврике у кровати спать, чтобы она привыкла?

— Не надо давить на жалость, — говорю как можно спокойнее, хотя закипаю от ярости. — Неизвестно, чем ты ночами занимаешься. Сомневаюсь, что спишь. Наверняка работаешь в ноутбуке. Несколько суток без сна вполне могут довести до подобного состояния.

— Ты… Ты… — Тоня осекается.

— Ну, продолжай.

— Неужели ты и впрямь думаешь, что я преступница и можно самовольно учинять расправу? — Она смотрит на меня воинственным взглядом.

— Ты она и есть.

Антонина отворачивается, ее плечи трясутся.

Нет, так дело не пойдет. Надо остыть. Желательно обоим.

Думал, хотя бы один вечер обойдусь без сигарет и алкоголя, но вместо этого я иду к бару, откупориваю бутылку виски и, сделав несколько глотков прямо из горла, выхожу на балкон, беря передышку от наших «переговоров». Затягиваюсь сигаретой, чувствуя, как дым наполняет легкие. Все-таки отдых бы не помешал. И потрахаться.

Когда я возвращаюсь в гостиную, диковинка на месте.

— Я ужин заказала, — говорит она, отвлекаясь от своего телефона.

Удивительно, что не сбежала к себе.

— Так что с кольцами и приглашениями? Та блондинка с ребенком, которая была на фото, имеет к ним отношение?

Отчаянная девка. Утро ее, похоже, ничему не научило. Что ж, повторный вызов врача я опять возьму на себя.

— Точно хочешь узнать? Плата за ответы может тебе не понравиться.

— Да. Я хочу знать. — В глазах напротив вспыхивает неподдельный интерес и решимость.

— Блондинка с ребенком — жена брата. Я искал на нее компромат. Внешне мой типаж, поэтому не захотел удалять снимки.

— Она тебе нравится?

— Женщина брата для меня табу.

— А кольца и приглашения?

— Ошибка молодости. — Расстегивая пуговицы на рубашке, я приближаюсь к диковинке.

— И где сейчас эта ошибка? — На последних словах ее голос практически сходит на нет.

— Достаточно вопросов. — Подхожу к Антонине вплотную. — Пришло время расплаты. — Беру ее руки и кладу себе на грудь.

Вроде отталкивать должна, но даже не сопротивляется. Наоборот, тянется и с надеждой заглядывает мне в глаза:

— Надеюсь, это согласие дать мне время к тебе привыкнуть?

Какая все-таки хитрая стерва. Нежностью решила добиваться своего?

— Привыкнешь, Тоня. Обязательно привыкнешь.

18 глава

Котяра такой заботливый и милый, что хочется располосовать его смазливое лицо. Но я не могу себе этого позволить. Не то у меня положение.

Леон вызывает дикие, неудержимые эмоции. От него веет риском и сексом. Тянет. Непреодолимо. Сложно сопротивляться.

Я ничего толком не знаю ни о личной жизни Дамианиса, ни о его аппетитах в постели. Вдруг он еще с кем-то встречается? Не может ведь молодой мужчина совсем обходиться без секса? Или может, поэтому меня и терроризирует, прогибая под свою волю?

Должна признать, иногда мне нравится его напор. Но каждый раз будто щелкает что-то в голове и появляется страх. Что вполне логично. Неизвестность всех пугает. А я не знаю, что будет, если дать чувствам выйти из-под контроля. Если влюблюсь. Явно ничего хорошего.

Сердце болезненно замирает, когда Леон обнимает за талию и, опустив голову, касается губами губ. Это так эротично… Как в моих девичьих фантазиях, которые довели сегодня до сумасшедшего жара и полуобморочного состояния. Признайся я Дамианису, что до такой степени перенервничала из-за его смелых ласк, он бы, наверное, рассмеялся. Вот только мне не смешно! Совершенно! Сердце заходится в диких ударах и пот выступает на ладонях от волнения. Сейчас между нами все повторится.

Ведомая инстинктами, обвиваю шею котяры руками и позволяю ему терзать мой рот. Хотя позволяю — слишком самонадеянно. Прекрасно понимаю, что это как раз мне позволяют вести себя так, как веду.

В глубине души прорастают зачатки доверия. Хотя это и противоестественно. Нам с Дамианисом не по пути. Мы и пересеклись-то случайно. На короткий срок.

Горячий язык Леона творит во рту нечто невообразимое. Ощущения такие, будто опять поднимается температура и я вот-вот начну бредить. Эти эмоции — самый настоящий наркотик. Хочется еще и еще этого кайфа. Но от него, как известно, может случиться и передоз. Что и происходит, когда Дамианис опускает руки на мои шорты.

— Нет... — Нервы натягиваются, как струна, готовы вот-вот лопнуть от напряжения.

— Да.

Он дергает одежду вниз вместе с бельем и, подхватив на руки, несет меня на диван.

— Прекрати... Я…

— Не трону, — перебивает Леон. — Расслабься.

Какое уж тут расслабление! Котяра дикими глазами смотрит на мой лобок, а потом тянется к нему рукой. Я вздрагиваю, ощутив большую горячую ладонь между ног. Головокружительные ощущения! Впервые мужчина разглядывает меня там, касается. Делает со мной все эти неприличные и пошлые вещи.

Тело само начинает дрожать, а кожу словно колют иглами. Еще утром губы Леона были на моей груди, а сейчас я оголена ниже пояса. И до жути смущена! Пытаюсь свести колени, но Леон не позволяет это сделать. Смотрит в глаза, словно в душу проникает, разводит пальцами складки, гладит промежность, часто дышит. Со мной в унисон.

— Красивая, — убийственно-спокойно обрушивает на мои попытки сопротивляться плиты восхищения.

Мысли окончательно покидают голову, когда палец Леона оказывается внутри. Я дергаюсь, испугавшись. Но не этого внезапного вторжения, а калейдоскопа