Сьюзен Филлипс - Неженка Страница 27

Далли отогнал воспоминания, когда с едой появился Скит, плюхнувшись на свое место. Далли оттолкнул тарелку с завтраком и отвернулся, пока Скит терзал бифштекс с кровью.

— Как ты сегодня себя чувствуешь, Далли?

— Не могу пожаловаться.

— Прошлым вечером ты выпил довольно много!

Далли пожал плечами:

— Сегодня утром я пробежал несколько миль. Сделал разминку. Выгнал алкоголь с потом.

Скит поднял глаза, нож и вилка замерли в руках.

— Что-то не верится!

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Ничего не имею в виду, Далли, но думаю, что на тебя опять навалились черные понедельники.

Далли отпил глоток кофе.

— Это естественно — впадать в депрессию к концу сезона: слишком много мотелей, слишком много времени в дороге.

— Особенно если ты даже не приблизился к ведущим игрокам!

— Турнир есть турнир!

— Дерьмо собачье! — Скит вернулся к бифштексу. Несколько минут прошло в молчании.

Наконец Далли заговорил;

— Интересно, Никлое когда-нибудь страдает от черных понедельников?

Скит бросил свою вилку.

— Не начинай думать о Никлосе снова! Каждый раз, когда ты начинаешь о нем думать, твоя игра летит к черту!

Далли перевернул свою пустую чашку и взял чек.

— Ты можешь одолжить мне гетры?

— Брось, Далли! Я думал, ты собираешься снять свое снаряжение.

— Так ты хочешь, чтобы я играл сегодня, или нет?

— Конечно, хочу, но мне не нравится, как это у тебя в последнее время получалось!

— Тогда просто сними гетры и дай мне эти чертовы пилюли!

Скит покачал головой и подчинился: вынул из кармана черные капсулы и толкнул их через стол. Далли перехватил их. Глотая капсулы, он подумал о том, что существует полузабавное противоречие между его заботой о своем атлетическом теле и тем, чему он подвергал это тело в ночных попойках, глотая потом запрещенные пилюли, которые Скит должен был повсюду носить с собой. Но это по-прежнему не имеет значения. Далли уставился на деньги, которые сам бросил на стол. Если тебя угораздило родиться Бодином, можно с большой вероятностью предположить, что причиной смерти не будет старость!

— Это платье отвратительно!

Франческа изучала свое отражение в длинном зеркале, прикрепленном к задней стенке трейлера, который служил в качестве передвижной костюмерной. Ее глаза увеличили для съемки янтарными тенями и густо наложенной на ресницы тушью. Волосы Франчески были разделены на две половины, гладко зачесаны на висках и собраны над ушами в локоны. Стиль причесок того времени был и очаровательным, и естественным, поэтому она не спорила с мужчиной, который в этот момент заканчивал работу над прической, а с платьем была совсем другая история.

Ее чувству стиля претила безвкусная розовая тафта с рядами белых рюшей по юбке, которая выглядела, как сладкий взбитый крем с клубникой. Корсаж сидел так плотно, что Франческа еле дышала, и косточки корсажа поднимали грудь так высоко, что под лифом платья скрывались только соски. Наряд умудрились сделать не только слащавым, но и вульгарным, не имеющим ничего общего с костюмами, которые Мариса Беренсон носила в «Барри Линдоне».

— Это совсем не то, что я имела в виду, и я ни за что его не надену! — сказала Франческа твердо. — Вы обязаны что-нибудь сделать.

Салли Калаверро оторвала нитку, дернув сильнее, чем это было необходимо.

— Этот костюм изготовлен специально для вашей роли!

Франческа упрекнула себя за то, что не уделила платью больше внимания вчера, когда Салли занималась подгонкой. Однако тогда она чувствовала себя слишком уставшей да и мысли были настолько заняты совершенно необъяснимой неуступчивостью лорда Байрона на ее жалобы, что она едва взглянула на костюм. Сейчас у нее оставалось меньше часа до начала съемок первой из трех сцен с ее участием. Хорошо хоть, другие мужчины из группы помогли ей: они подыскали более удобную комнату с отдельной ванной, принесли на подносе еду с чудесным джином и хинин, о котором она так мечтала. И хотя этот «курятник» с его маленькими оконцами и мебелью, отделанной светлой фанерой, вызывал омерзение, она заснула как убитая, а пробудившись этим утром, явственно ощутила слабый импульс предвкушения — по крайней мере до тех пор, пока вторично не глянула на свой костюм.

Повернувшись, она осмотрела платье сзади, после чего решила воззвать к порядочности Салли:

— Наверняка у вас есть что-нибудь еще. Я никогда в жизни не носила розового!

— Этот костюм одобрил лорд Байрон, и я ничего не могу с этим поделать. — Салли закрепила последний из крючков, на которые застегивалось платье сзади, натянув при этом материю грубее, чем того требовала необходимость.

Франческа втянула в себя воздух, испытывая неудобство в слишком тесном платье.

— Почему вы постоянно называете его так смешно — лорд Байрон?

— Если вы задаете такой вопрос, значит, мало его знаете!

Франческа решила, что ни костюмерша, ни платье не стоят того, чтобы из-за них расстраиваться. В конце концов, бедняжка Салли вынуждена работать в этом ужасном трейлере целыми днями. Это кого угодно выведет из себя. Франческа напомнила себе, что ей досталась роль в престижном фильме. И потом, ее внешность настолько привлекательна, что затмит любой костюм, даже такой, как этот. Кроме того, ей совершенно необходимо что-то предпринять, дабы заполучить номер в гостинице.

У нее не было никакого желания провести еще одну ночь в комнате, где не было даже прислуги!

Когда она пересекала аллею, направляясь к дому, французские каблучки ее комнатных туфель хрустели по гравию, а кринолин при ходьбе мотался из стороны в сторону. На этот раз она уже не повторит вчерашней ошибки, пытаясь договориться с какими-то лакеями. Теперь она пойдет прямо к продюсеру со всеми своими жалобами. Вчера лорд Байрон ответил, что совместное проживание артистов и съемочной группы способствует укреплению духа единого коллектива, но она подозревала, что он просто скуп. Сама же Франческа считала, что появление в престижном фильме никак не вяжется с необходимостью жить в варварских условиях.

Расспросив нескольких человек, она наконец обнаружила Лью Штайнера, продюсера «Крови Дельты». Он стоял в прихожей особняка Вентворта, рядом с гостиной, где шла подготовка к съемке сцены, в которой ей предстояло сниматься. Неопрятная наружность продюсера покоробила ее. Низенький и толстый, небритый, с болтавшейся в расстегнутом вороте гавайской рубахи золотой цепочкой, он смахивал на обитателя Сохо, торгующего на перекрестке крадеными часами. Перешагнув через жгуты электрических кабелей, вьющихся по ковру прихожей, она представилась. Когда он, оторвав взгляд от скоросшивателя, поднял на нее глаза, она начала перечислять свои жалобы, стараясь улыбаться и говорить бодрым голосом.