Татьяна Тронина - Солнечная богиня Страница 27

– Такой уж у Викентия характер, – сухо заметила Кристина. – Хотя меньше всего имеет права на деньги Степана Андреевича, ведь он даже ему не внук! А Ваня – родной племянник Локоткова…

– Кристина, и ты! – с досадой воскликнула Оля. – Как же мне все это надоело!

– Ладно, не буду… – Кристина тут же смягчилась. – А насчет клетки ты права… Все мы какие-то зажатые, несчастные! И я больше всех.

– Кристина…

– Нет, ты очень права! – Кристина задрожала, все больше увлекаясь этой мыслью. – Может быть, я действительно должна поговорить с Ваней? Может, тогда что-то изменится?.. Но я тогда и Кирилла должна вывести на чистую воду!

– Ты о чем? – с интересом спросила Оля. – Хочешь рассказать Ивану, что у его жены роман с Кириллом?

– И это тоже… В конце концов, все об этом знают! Но дело не только в романе… – Кристина оглянулась на поляну и понизила голос: – По-моему, Кирилл обворовывает своего хозяина.

– Степана Андреевича?

– Да! И я почти в этом не сомневаюсь. Он сейчас при всех на старенькой «Тойоте» ездит, а где-то в Москве у него есть «БМВ», совершенно новая… Я случайно об этом узнала.

– Ну и что?

– Как что?! – яростным шепотом закричала Кристина. – На какие, простите, деньги?.. Степан Андреевич платит Кириллу не так уж и много, других источников дохода у того тоже нет!

– А доказать это можно?

– Я пока не знаю… Но я обязательно разоблачу этого прохвоста! Слышала про такую вещь, как «откат»?..

– Нет. А что это?

– Это примерно следующее: это когда в документах показывается одна цена на товар или услуги, а приобретаются они совсем за другую. Разницу между завышенной ценой и реальной посредник кладет себе в карман. В знак благодарности, конечно, часть суммы он отстегивает тому, с кем он ведет дело. А хозяин оказывается в убытке! Вот так или примерно так все происходит… Ты же знаешь, что Кирилл ведет все дела Степана Андреевича, договаривается с людьми и все такое прочее… Слышала – на носу ремонт дома хозяина, что на Остоженке?..

– Да, точно!

– Я думаю, кроме «отката» у Кирилла еще немало способов для жульничества! – возбужденно заключила Кристина. – Его вообще сажать пора!

– Погоди, погоди… Но если ты разоблачишь Кирилла, то его выгонят и тогда Лера останется с Иваном…

– Нет! – страстно произнесла Кристина. – Ваня не останется с женщиной, которая до того была любовницей жулика! Он многое способен простить, но некоторые вещи вызывают у него отвращение – он очень чистый, честный человек, во многом старомодный… Ты пойми, я не любви его добиваюсь, я хочу только одного, чтобы вокруг Вани не было подлецов и негодяев!

– Это благая цель… – пробормотала Оля.

На мелководье под ними шныряли мальки, речные струи обтекали камни, вечернее солнце подсвечивало песок, и он казался желтовато-охристым, золотым…

– …Лера считает своего мужа некрасивым, неловким, нелепым, – с горечью продолжила Кристина. – Она не замечает главного – как он мил. Он добр, он великодушен. Он нежен! Я ненавижу сильных мужчин, мне не нравятся красавцы… Только нежность мне нужна, и ничего больше!

Оля невольно обернулась и взглянула на Викентия. Кажется, ее жених был и красив, и силен, и нежен… Весь комплект для полного счастья!

Часть третья

– Ну-с, и как они тебя встретили? – с живейшим любопытством спросил Степан Андреевич, сидя в высоком кожаном кресле, больше напоминавшем трон.

– Не слишком обрадовались… Да это еще мягко сказано! – с досадой произнес Павел.

– Хе-хе-хе… Ты ж у них главный конкурент! – ликовал Локотков-старший. – Хотел бы я это видеть…

– Иди к черту, – неприветливо буркнул Павел.

Он столько лет не был здесь, забыл уже все, но вместе с тем никакой радости от встречи с домом и его обитателями не испытывал. Все те же, все так же. Все тот же больной вопрос, который никому не давал покоя. Паршиво, что отцу нравится наблюдать за жалкой возней вокруг наследства. Степан Андреевич никого из своей родни не обнадеживал, но и не задвигал специально – пусть помучаются… Пусть гадают: есть оно, завещание, или нет.

– У Кеши невеста, ты видел? Валенька, кажется… Или Юленька?

– Ольга, – поправил Павел.

– Ну, пусть Ольга. Беленькая такая, хорошенькая. Во времена моей комсомольской юности я в самодеятельности играл. Мы ставили «Гамлета» Шекспира, и Офелию у нас играла вот такая же – беленькая и хорошенькая. Имени тоже не помню. А я, разумеется, был Гамлетом…

Старинная дорогая мебель. Роскошная лампа на столе. На стене парадный портрет хозяина – кисти Шилова, в дорогой золоченой раме. Тяжелые портьеры, не пропускающие света, а под ними легчайшая белоснежная кисея, трепещущая на ветру, – дверь на балкон была распахнута, и из сада тянуло ночной свежестью.

– Я ведь скучал по тебе, Пашенька! – с удовольствием произнес старик. – Что ж ты раньше не приехал? Я ведь тебя еще в феврале звал…

– Раньше не получилось.

– Послушай, голубчик, но я в любой момент могу… хе-хе!.. копыта откинуть. Ты об этом думал?

– Думал.

– И что же, мы так и не простим друг друга? – всплеснул руками Степан Андреевич.

– Прости меня, – равнодушно ответил Павел, глядя на развевающуюся занавеску.

– Прощаю, конечно… – вздохнул Степан Андреевич. – Только от статей тех, газетных, давних, я особо не пострадал. Даже больше скажу: мне от них только славы прибавилось. Меня жалели, мне сочувствовали – вон, мол, сын какой оказался! Любит, любит народ страдальцев… Сейчас не Павлика Морозова, невинно убиенного отрока, жалеют, а его папку!

– Так в чем же дело? – с раздражением спросил Павел.

– Так и ты меня прости, Пашенька! По-настоящему прости, а не на словах!

Павел некоторое время молчал, а потом принялся ходить взад-вперед по комнате. Половицы скрипели под его ногами… Степан Андреевич следил за сыном.

– Не могу забыть маму, – пробормотал Павел. – Ты ее предал. Ее и меня. Ты нас бросил.

– Паша, она сама от меня ушла, да и тебя забрала в придачу!

– Она ушла, потому что узнала, что у тебя Галочка эта есть, – с отвращением произнес сын.

– Неправда! Сначала мы с твоей мамой расстались, а только потом уж я с Галочкой сошелся… Да и чего вспоминать, все умерли давно – и та, и другая!

– Мама из-за тебя умерла. Она перед смертью мне сказала, чтобы я тебя не прощал.

– Фанатичная женщина… – скорбно вздохнул старик. – Впрочем, все они такие. Послушай, Пашенька… Давай забудем прошлое. Совсем забудем!

– Не знаю… – мрачно ответил Павел. – Не знаю, получится ли у меня… Наверное, нет.

Он вспомнил лицо своей матери, ее глаза, сияющие исступленной, вдохновенной ненавистью: «Он негодяй. Никогда не прощай его. Никогда не считай его своим отцом, потому что он – преступник. Он предал меня, он предал нас обоих!..»

Ненависть питала ее и одновременно сжигала, и она сгорела в этом пылающем костре совсем молодой, даже перед смертью повторяя как заклинание эти слова: «Он предал нас…»

– Всего доброго, Ольга Витальевна! – крикнул охранник из своей будки. – До завтра!

– До завтра! – проходя мимо, Оля приветливо махнула ему рукой.

Вдоль высокого каменного забора она дошла до развилки и свернула к реке. Тропинка эта, узкая и заброшенная, нравилась ей гораздо больше, чем широкая асфальтированная дорога, по которой тоже можно было добраться до дома Локотковых.

Она сняла босоножки и босиком пошла по затоптанной жухлой траве. В это время прохожих почти не встречалось – отдыхающие дружной толпой штурмовали столовую.

Ярко светило солнце, обжигая открытые плечи, – на Оле был легкий сарафан, веселой желто-зеленой расцветки. «Господи, сегодня опять Силантьеву позировать!» – с досадой вспомнила она.

Было тихо, лишь надсадно звенели кузнечики вдоль тропинки, и поэтому, когда неподалеку затрещали кусты (словно медведь через них ломился), Оля невольно испугалась.

– Ой… – растерянно пробормотала она.

Впереди нее на тропинку буквально вывалился Павел в потертых грязных джинсах и насквозь мокрой от пота майке.

– Добрый день! – сказал он, вытирая тыльной стороной ладони лоб. – Ольга – да?..

Она ничего ему не ответила, просто смотрела на него.

– Что вы там делали, в кустах? – наконец растерянно спросила она.

– Вы думаете, я сидел в засаде, поджидая вас? – усмехнулся он. – Ничего подобного! Я шел по дороге – вон там… – он показал направление. – А потом увидел вас сверху. Никак не ожидал, что склон окажется таким крутым… – он принялся отряхивать джинсы.

Оля не понимала, боится она или нет этого человека. Судя по всему тому, что она о нем слышала, надо было по крайней мере опасаться злодея и грубияна Павла, но почему-то страх вдруг покинул ее.

– Вы хотели догнать меня, чтобы поздороваться? – с интересом спросила она.