Валентина Седлова - Разведены и непредсказуемы Страница 28

Первоначально Ника не собиралась рассказывать своему начальнику подробности ссоры с Михаилом, но то ли самоконтроль ввиду общей нервозности был несколько ослаблен — а то и вовсе потерян, то ли что-то ее подкупило в тоне Никиты… Уже через три минуты он знал все.

– И ты так расстроилась из-за этого кретина? Да он мизинца твоего не стоит! Самовлюбленное и самоуверенное ничтожество, вот он кто! Поражаюсь твоей выдержке: он каждый вечер звонит и портит тебе настроение, а ты все это терпишь! Я бы на твоем месте давно уже послал его по известному адресу, чем так долго ждать! Или ты расстроилась именно из-за того, что нагрубила ему? А на мой взгляд, ты поступила совершенно правильно! Если человек не понимает русский язык и упрямо гнет свою линию, он заведомо обречен на совершенно адекватную оценку своего поведения! И брось переживать из-за этого! Каждому мил не будешь, а уж с такими подонками, как твой бывший, и вовсе церемониться не следует!

– Он не подонок! — возразила, всхлипывая, Ника.

– А кто же? — мягко поинтересовался у нее Никита.

– Не могу подобрать слова. Но мне кажется, подонок — это кто-то сильный и заведомо опасный, этакий киношный злодей и мерзавец. А Мишка… Он ведь искренне уверен, что поступает хорошо. И очень удивляется, что я думаю иначе.

– Именно подонок и эгоцентрист, только и всего, — возразил Никита. — Недалекий мужик, полагающий, что весь мир крутится вокруг него одного и создан только ради его прихотей. Думаю, в скором времени он получит жестокий урок и поймет, что это совершенно не так.

– Ты хочешь подкараулить его в темном переулке и набить морду? — мрачно осведомилась Ника, размазывая по лицу слезы.

– Охота была мараться! Сам нарвется! Такие типы, как он, слишком верят в собственную исключительность и мало обращают внимания на то, что творится вокруг. А если и обращают, то получается, как в старой поговорке — смотрят, но не видят. Понимаешь, о чем я говорю?

– Да, вполне. У Мишки его новая пассия уже вовсю пытается от него загулять, а он лишь рычит, когда ему на это указывают.

– Ну вот, лишнее подтверждение моим словам. А теперь хватит о нем, давай поговорим о тебе!

– А что обо мне говорить? Живу, работаю — и мне кажется, хорошо работаю. Или есть претензии?

– Да что ты как ежик тут же ощетинилась? — рассмеялся Никита. — Нет, ни о какой работе мы с тобой сегодня говорить не будем. Что ты, что я и так вкладываемся в наш журнал по максимуму. Просто мне сегодня показалось, что ты какая-то вымотанная, словно что-то тебя изнутри гложет и мучает. И мне почему-то думается, что это не связано с твоим бывшим мужем. Или я ошибаюсь?

Ника отвернулась. Да и что она могла сказать сейчас Никите? «Ты мне симпатичен, но я решила никогда больше ни в кого не влюбляться, поэтому уходи, пока не поздно?»

– Тебе тоже нравится Виктор? — вдруг огорошил он ее неожиданным вопросом.

Ника сначала закашлялась, а потом, когда кашель стих, расхохоталась:

– Издеваешься или как? Да у господина Воронцова-младшего такой вид, словно он как минимум последние десять лет бухал не переставая! Рядом с таким и стоять-то стыдно! Облезлый, как подзаборный кот, а ведет себя при этом, словно тебе большое одолжение оказывает одним своим присутствием. Польститься на него можно только в том случае, если у тебя зрение минус десять диоптрий!

– Похоже, другие наши коллеги считают иначе, — заметил Никита, с трудом удерживая довольную улыбку. Никины слова пролились бальзамом на его сердце.

– Слышал бы ты, что они говорят про Виктора, когда его поблизости нет! — Ника презрительно скривилась. — Да никому он и на фиг не сдался как мужчина, все только и думают, как бы его понадежнее заарканить и получить доступ к его кошельку. Еще бы, наследник целой мебельной империи! Да к тому же неженатый! А то, что он — размазня и бабник, вдобавок к тому, что алкоголик, это никого не волнует. Каждая считает, что стоит ей только заполучить вожделенный статус мадам Воронцовой, как она тут же загонит мужа под каблук, откуда он и пискнуть не посмеет. Смотреть на этот зоопарк — и смех, и грех. Все словно ослепли и поглупели, никто даже не хочет задуматься, а отчего это вдруг такой лакомый кусочек в столь солидном возрасте по-прежнему разгуливает холостым.

– А каково твое мнение на этот счет?

– Мое?! Да тут и думать нечего: от охотниц за состоянием этот крендель научился отбиваться еще когда только первые свои усы сбрил. Мне так кажется, что его любимая тактика — наобещать с три короба, получить доступ к телу, а потом изящно смотаться. Или того пуще: демонстративно переключиться на другой объект и заодно понаблюдать, как бывшая и нынешняя избранницы будут друг другу глотки рвать. У него от этого явно самооценка вверх ползет. А нормальные женщины его стороной обходят, на хрена им такой спутник жизни сдался? Впрочем, у нас в редакции нормальных нет, это я уже поняла. Все словно с ума посходили! Только и разговоров, что о Воронцове! Я уже не выдержала, сказала им сегодня, чтобы шли трещать в другое место, да кто ж меня послушает? Он же забавляется с девчонками, словно кот с мышами! Съесть, конечно, не съест, но понадкусывает — это точно. И будет играть на нервах до последнего, пока все его бывшие пассии не объединятся и не пошлют его куда подальше.

Впрочем, вряд ли такое случится: как-никак перечить хозяину — это несусветная глупость, вмиг без работы останешься!

– А с чего это вы все вдруг решили, что Виктор — ваш начальник? — раздраженно спросил Никита.

– А разве это не так? — вопросом на вопрос ответила Ника. — Стоит ему только щелкнуть пальцами, и любая из нас лишится своего места.

– Вовсе нет! — Никита сердито мотнул головой. — Наш журнал подчиняется непосредственно Воронцовым-старшим и от прихотей Виктора не зависит. Скажу тебе больше, у нашего издания полный иммунитет к Виктору, мне было это гарантировано, когда я только приступал к обязанностям главреда.

– Ну а раз так, почему бы тебе не попросить этого плешивого баловня судьбы больше нас не беспокоить? Ведь достал уже, реально достал! Каждый день одно и то же: пока он торчит в редакции, ни к кому по работе не подойдешь, все только и знают, что выпендриваются перед Виктором! Даже Раечка с Зинаидой хоть сами перед ним задницами не крутят, зато наблюдают во все глаза за тем, как это делают другие, и подначивают их втихаря. Тоже, типа, безумно заняты, зрительницы, мать их так!

– Ну, я сегодня вроде всколыхнул всех…

– А толку-то? — горячо возразила Ника. — Ну, изобразили все дружно напряженный труд ума, и что дальше? Статьи мне, между прочим, так никто и не предоставил. И я прекрасно знаю, что произойдет через неделю-две. Все по-прежнему будут строить глазки Воронцову, а я буду в полном цейтноте писать недописанное ими и вылизывать то, что должны были сделать другие. Потом я снова сорвусь до истерики, ты примчишься ко мне и будешь гладить по голове и говорить «это наш журнал», «мне не на кого больше положиться, кроме тебя» и все прочее. Я, разумеется, соберу всю волю в кулак и сделаю то, что ты от меня просишь. Только вот один маленький вопрос — зачем? Зачем мне это все?