Марина Полетика - Островок счастья Страница 28

– Дмитрий, черт возьми, да остановись же ты на секунду! Не смеши народ! Сабля бутафорская! Она не-заточенная! Понял? Разве что только по башке ножнами вдарить, да и то вряд ли… Тогда уж лучше просто по морде. Или вот, знаешь, я один раз мужику мешком с бутылками по башке заехал, тоже ничего…

По мере того как он тараторил, взгляд Дмитрия становился все более осмысленным. Он уже не пытался отодвинуть Юрия с дороги, как досадное препятствие, а прислушивался к его словам.

– Слушай, холодно как! Я если простыну, премьеру сорву. Давай в машину сядем, – гнул свою линию Юрий. – И домой поедем, ладно?

– Я домой не поеду, – сев наконец в машину, упрямо пробормотал Кротов. Но уже без прежнего запала, отметил собеседник. – Я к этому козлу поеду. Поговорить надо. Он думает, что если у него денег куры не клюют, то на него и управа не найдется? Найдется! И не таких ломали…

– Да найдется, конечно, – согласился Юрий, забирая у него из рук саблю. – Только знаешь что? Плюнь ты в глаза тому, кто тебе про Александру наврал. Вот он самая сволочь и есть.

– Наврал? – переспросил Кротов и впервые взглянул на Юрия внимательно, узнавая. – Наврал? Про Сашку?

– Конечно, наврал. Ты пойми: это наши бабы все вместе придумали такую штуку, ну, вроде на спор, что ли: найти к этому буржуину подход, всем вместе его охмурить и денег попросить. Ты вот знаешь, кстати, что нам мэрия денег на спектакли не дает? Это как, нарушение закона или нет? Ты прокурор.

– А? Да… Нарушение. Или нет. Разбираться надо, – все больше приходя в себя, ответил Дмитрий. – Черт, холодно как! Сейчас печку включу.

– Ну, это второй вопрос, хотя мы собирались в прокуратуру идти с этим вопросом. Так вот, понимаешь, они все вместе договорились. И Светлана, и Таня, и Юля, и Ирка… куда без нее. А Саша же у нас самая красивая. Ну вот… Она его в театр приглашала, разговаривали они. В бассейне вроде встречались, когда все ваши ходят. И дома он у вас бывал, так что она его лучше знает просто, у нее подход есть. Все на людях! А ты сразу орать!

– Врешь ты… – с жалобной интонацией проговорил Дмитрий. Его трясло не то от холода, не то от пережитого стресса.

– Не вру. Хочешь, докажу? – горячо возразил Юрий. – Если бы они его охмурили, то он бы нам денег дал. Знаешь, сколько нам надо? Сто пятьдесят тыщ всего, Светлана считала. Директору завода это семечки, сам понимаешь. А денег нет. Ни копейки. У Светы спроси. Премьера на носу, а у нас ни костюмов, ни декораций, так, выгородки пока одни. И мундир этот, и сабля – из другого спектакля совсем, из старого.

Кротов уже совершенно запутался в том, что говорил ему этот актер, имени которого он, разумеется, не помнил. Но понял одно: возможно, Сашка не виновата. Возможно, ее оболгали. И эта толстая дура-следовательница из ментовки, которая ему и раскрыла сегодня глаза, она давно на него глаз положила. Вот и воспользовалась, зараза! Ей до Сашки, как до луны пешком, вот и завидует, наверняка завидует! А он поверил. Дурак! Самый дурак и есть! Сашке все бабы завидуют. И красавица, и муж у нее – не последний человек. Кротов, после работы побывавший на дне рождения коллеги, от выпитого и переживаний уже плохо понимал, сам он это себе говорит, или это говорит сидящий рядом мужик… как бишь его?

– Плюнь ты, Дима! – говорил между тем Юрий. – Саша такая красивая! А красавиц всегда подозревают. И клевещут. Вот мне Юля рассказывала знаешь что? Что жена Пушкина, Наталья Николаевна, – кстати, Саша – вылитая она, честное слово, вовсе с Дантесом и не крутила роман. Плевать ей было на Дантеса. И Дантес этот вовсе не ее любил, а совсем другую женщину. Короче, зря Пушкин жену ревновал, вот как ты прямо. И Дантеса зря на дуэль вызвал. Но Дантес же не мог отказаться! А потом на него же и всех собак навешали. Там такая история! Поехали домой, я тебе по дороге расскажу.

Дмитрий послушно нажал на газ, и машина отъехала от служебного входа. Марианна Сергеевна, смотревшая из окна возле загородки вахтера на машину зятя, перевела дух. Уехал, черт бы его подрал! Она едва удержала Петьку, который так и норовил броситься в драку, защищая сестру. Ей еще предстояло успокоить Александру, как-то объяснить все произошедшее мужу (пока ему не доложили другие!) и придумать, как быть дальше.

– Да… Ни фига себе! Я и не знал. А то все Дантес, Дантес… А его развели, беднягу… – дослушав Юрия, подвел итог Кротов. – Слушай, ты прости… как тебя зовут?

– Юрий.

– Юра, пойдем ко мне, а? Сашка все равно сегодня у матери ночевать останется. А я уж к ним не пойду. Завтра… Еще придумать надо, как там все разруливать… Там, понимаешь, тесть…

– Правильно. Утро вечера мудренее, – перешел на поговорки уставший и исчерпавший аргументы Юрий. Наверное, он в жизни столько времени подряд не выступал перед одним-единственным зрителем. А вымотался, будто спектакль отыграл. – Давай-ка спать. И до завтра.

– Нет, постой, Юра. Ты меня одного не оставляй, – попросил Кротов. – Так погано на душе… Пойдем ко мне, выпьем, а, Юр?

– Я не могу, я Юле обещал. Не пью я, – виновато развел руками Юрий.

– Вот блин, да что же это с нами эти бабы делают! – окончательно расстроился Кротов. – Вертят как хотят, и фиг ты с ними справишься!

– Это есть, – серьезно подтвердил Юрий. – С ними фиг справишься. Но и без них тоже плохо.

На часах было без двадцати четыре. Серега уже давно спал. А Юля, не замечая времени, торопливо стучала по клавиатуре, делая неимоверное количество ошибок, но не останавливаясь – она должна была успевать за голосами. Юля уже заметила, что люди, разговоры которых она подслушивала, вели себя так, как будто события их жизни проходили до странности параллельно происходящим в реальном, Юлином, мире. Вот и на этот раз мужчина и женщина ссорились, били словами наотмашь, не щадя друг друга. Сперва говорил мужчина, похоже, он едва владел собой:

– Поручик Савельев, этот ваш пылкий поклонник, непременный участник вашей вечной свиты, он дал генералу пощечину! Он пытался задушить Грюнвальда шнурком от пистолета! Савельев на гауптвахте. Если Родион Егорович не поправится, Савельева расстреляют. Но сперва его будут судить, и весь свет узнает об этой ссоре в манеже! Я опозорен! Отставка – это самое малое, что может поправить положение. И вы, вы, ваше легкомыслие тому виной! Знаете, как вас зовут в свете? Полуграфиня! Я знал это, знал, но надеялся, что ваша юность и ваша невинность послужат залогом… Я ошибся и наказан жестоко. Вы завтра же отправляетесь в Тамбов в усадьбу, под надзор управляющего!

– Довольно, – холодно прервала его женщина. – Теперь вы послушайте меня. Мы оба знаем, что вовсе не невинность моя толкнула вас просить моей руки, а приданое, которое мой отец давал за мной. Мой отец дал вам денег, когда ваши поместья окончательно разорили холера и бунты, вы уже забыли тридцать первый год? Да, моя мать бежала от мужа с моим отцом, да, они смогли обвенчаться лишь после смерти графини, да, клеймо незаконнорожденной останется на мне навечно. Но в моих жилах течет кровь древних вестфальских графов. Моя фамилия – Строганова, мне родня и Гончаровы, и Загряжские, поэтому вы и женились на мне, милый мой, и вы сделали бы это, даже если бы уже тогда обо мне в вашем Тамбове ходили вдвое худшие слухи. А этот мальчик, Савельев… что ж. Вы, мой друг, вы должны были дать Грюнвальду пощечину. Но вы были на дежурстве, не так ли?