Юлия Колесникова - Первый холодный день (СИ) Страница 28

— Да.

— А видел, что сделал он?

Прошла напряженная секунда. Рэнд тряхнул головой.

— Я не думаю, что он сделал выбор в ее сторону, он ведь и тебя так оградил от нее.

— Значит, ты видел, что он меня выставил за двери. Ему все равно. Он выбрал. — я, говорила это очень спокойно, и странно, но я чувствовал себя именно такой. Заторможенной слегка, зато очень спокойной. Что-то где-то неприятно кололо сердце, но я успешно игнорировала это. Я ведь всегда знала, что этот момент когда-нибудь настанет.

— Нет, я видел, что он хочет успокоить тут больную курицу, пока она тебя не покалечила. Хотя хочу заметить ты дала ей пару хороших ударов. Кажется, ты разбила ей нос.

— Хорошо, — с отстраненной улыбкой сказала я, — она на всю жизнь меня запомнит. Это хорошо.

Рэнд молчал, и тут же я ощутила, как его рука приглаживает мои волосы на лбу.

— Что делаем? Едем домой?

— Во сколько твой матч? — спросила я, ведь не пропадать его билетам. К тому же Рэнд так хотел попасть на игру.

Рэнд выглядел пораженным, когда я это ему сказала, он на миг сидел так спокойно, что мне показалось, что он меня не понял.

— Ты хочешь пойти на игру? Давай уедем, тебе нужно лечь в постель, и отдохнуть пару дней.

— Нам нужно на игру, — в одно время мягко и твердо сказала я. Что-то начинало проступать наружу, какие-то чувства и я добавила, тихим безжизненным голосом: — Пожалуйста.

Рэнд не двинулся с места, но я все равно вернула сиденье в нужное положение и пристегнулась, не смотря на него.

— Пожалуйста, поехали на матч, — снова повторила свою просьбу я. Чувства начинали возвращаться, и я понимала, что не могу сейчас позвонить к маме. Потому что или не дозвонюсь к ней, или же просто услышу "я же тебя предупреждала и раньше", и тогда у меня не останется никого, к кому бы я могла позвонить. А так, номинально она оставалась номером один, если все будет ужасно.

Рэнд попытался меня обнять, но я тут же вывернулась и в третий раз повторила:

— Прошу тебя, поехали на матч.

Рука Рэнда осталась на моем плече, и это прожигало, как мне казалось, мою одежду. Мне не хотелось, чтобы сейчас он ко мне прикасался. Я так же хотела бы, чтобы он не был свидетелем всего того, что видел. И чтобы не видел моего теперешнего состояния, которое и состоянием назвать то сложно. Я бы назвала это приход в себя, постепенно все чувства начали возвращаться, и боль была на первом месте. Мне ставало ужасно обидно, но еще не до такой степени, чтобы плакать или переживать из-за этого.

Рэнд резко отвернулся от меня, и завел мотор.

— Знаешь, о чем я жалею? — сказал он мне, пока пропускал некоторые машины.

Я сожалела, что он попал в такую ситуацию, и уже могла почувствовать стыд.

— Прости, я догадывалась, что ты можешь пожалеть, что поехал со мной.

— Нет, я сожалею, что позволил тебе войти в дом. Я знал, что так будет, я понял, что Карен что-то натворит еще ночью, когда она кричала на твоего отца. Она все сделал так, чтобы этот скандал состоялся.

— Скажешь мне это, когда меня это начнет интересовать. И вообще, кто такая Карен?

Я так и не смогла посмотреть на Рэнда. Машина тронулась, и пока мы ехали, ко мне в мозг все же проникали слова Рэнда, и то, что произошло. Но я сдерживалась.

За окном мелькали безликие улочки большого города, и машина медленно двигалась к Майл Хайл полю Инвеско, где с 2001 года играли Денвер Бронкос.

Перед входом выстроилась толпа, и я поняла, что Рэнд так и не сказал мне, когда начнется матч. Я же не стала переспрашивать. Когда мы припарковались, наконец, Рэндал помог мне выйти из машины, и застегнул куртку, так, словно я была ребенком, который ничего не умел. Хотя стоять мне было немного тяжело, словно по ногам медленно ползли вниз муравьи. Рэнд застегнул меня до самого горла, и вот так держа близко к себе, снова спросил:

— Давай я отвезу тебя домой. Я тебя и там не оставлю одну, если ты захочешь. Даже если и не захочешь, все равно не оставлю.

Я про себя усмехнулась.

— Мы идем смотреть футбол, — твердо сказала я, хотя этой твердости не было в моей душе.

— Какая же ты упрямая, — не выдержал Рэнд и психанув потащил меня за собой. Он начал злиться, и это было хорошо. Я понимала, что и мне нужно разозлиться и выпустить все что я сохраняла внутри себя, но не могла. Как аналогия мне вспомнилась книга Стивена Книга "Зеленая миля", я была как тот негр-спаситель, который не выпустил пчел, вылечив жену директора тюрьмы. Я набралась чего-то такого же гадкого, и пока что не понимала, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого. Я разозлилась, но это ничего не давало. Успокоилась, но мне было плохо. А Рэнд все тащил меня сквозь толпу, и тащил, пока мы не сели на места, указанные у него в билете. И все, Рэнд на меня не смотрел, я же не отрывала глаз от его затылка.

— Знаешь, — вдруг заговорил он, — вообще-то фанаты против, называть это поле Инвеско, все хотят оставить старое название. Впервые годы, никто не называл поле, так как теперь, даже комментаторы. А еще у них есть три разных варианта форм…

Я слышала голос Рэнда, но на самом деле погружалась в то, что было во мне. Мне ставало плохо, и мне ставало больно.

— Он ведь выбрал их, правда? — я перервала Рэнда и то, что он говорил. Рэндал тяжело развернулся, смотря на меня, и мне не нужно было его ответа. Я схватилась за его руку, и наклонилась к нему, ища опоры.

— Ты не должна думать об этом так… — попытался успокоить меня Рэнд, но это было уже не нужно. На глаза начали наворачиваться слезы, и чтобы в последний раз поверить в это, я снова повторила:

— Она соврала ему, но он все равно выбрал их.

К этому времени, я рыдала в плечо Рэнду, и не знала, как успокоить эту боль, потому что мне было ужасно плохо. Это было так нечестно — я была хорошей, но он все равно отдал предпочтение ей.

Внезапно Рэнд приподнял мое лицо, в то время все на трибунах радостно подпрыгнули, когда команды вышли на поле. Трибуны рычали, бесились, дрожали и вибрировали. Все вокруг пришло в действие. Но не Рэнд почему-то, я думала, он любит футбол. Его теплые, и уже такие знакомые ладони держали мое лицо, большие пальцы его рук вытирали слезы. Но я все еще продолжала смотреть на него, ожидая, когда появиться жалость. Когда он наклонился ко мне, я все еще не знала чего ожидать — и то, что его губы накрыли мои, сначала в скромном поцелуе, показалось мне нереальным. Я даже не ответила, а продолжала смотреть на него и его лицо так близко. Рэнд оторвавшись на миг посмотрел мне в глаза, и тогда его губы стали настойчивыми, теплыми и мягким, я даже не осознавая себя потянулась к нему, навстречу, позволила обнять себя и не отпускать. Мне кажется, поцелуй продолжался целую вечность, но мне было так хорошо с ним, что я не хотела бы его никогда отпускать.