Хелен Брукс - Нежная дикарка Страница 28

— А я вовсе и не беспокоюсь, — равнодушно ответила она. — Полагаю, к тому времени меня уже здесь не будет.

В его смуглом лице что-то изменилось, хотя она не могла точно определить, что именно, а потом он припал к ее губам медленным, дразнящим Поцелуем, от которого ее сердце бешено забилось, а в ушах оглушительно зазвенело.

— Келси, — простонал он, хмелея от ее близости и страстно проводя руками по ее спине, — что же ты со мной делаешь? — Поцелуй вдруг стал почти свирепым, в нем была жестокая, звериная чувственность, от которой она беспомощно задрожала, а ее руки помимо воли обхватили его за плечи.

Она не почувствовала, как он подвел ее к кровати, но, когда упала на мягкое одеяло, на короткое мгновение к ней вернулся рассудок, и от страха ее глаза расширились. “Маршалл, нет…” Ее шепот заглушили его твердые губы, он снова зажал ей рот, стремясь проникнуть в его сладостную глубину, а в его движениях появилась настойчивость, которой ее тело не замедлило подчиниться. Как она его любит…

Лишь ощутив его руки, гладившие обнаженную кожу ее живота, она вернулась к реальности и осознала, насколько велик беспорядок в ее одежде. Она не знала, когда он успел расстегнуть ее блузку, и теперь, обнаружив, что полуобнажена, залилась пунцовой краской и, стремительным рывком отвернувшись от него, села.

— Прости. — Она трясущимися руками запахнула блузку и низко опустила голову, так что упавшая копна волос закрыла ее красное лицо от его пронизывающего взгляда. — Я не хотела тебе позволить… Я не должна была… Мне не следовало…

— Это мне не следовало. — В голосе Маршалла слышалась все та же ядовитая самоирония, и Келси не смела поднять на него глаза. — Входя в эту комнату, я дал себе зарок, что не трону тебя сегодня и пальцем. Я хотел, чтобы ты меня получше узнала и наши отношения как-то снова наладились.

— А что, разве они когда-нибудь были налажены? — с горечью спросила она.

— Возможно, и нет. — В его голосе появилась едва заметная хрипотца. — Но если я тебя соблазню, они вряд ли улучшатся, не так ли? Слушай, Келси, ведь ты мне не доверяешь? В этом все дело?

— Нет, дело не в этом, — ответила Келси, не поднимая глаз.

— Нет, черт побери, в этом! — грубо оборвал он ее. — Не знаю уж, с чего ты вбила в свою умненькую головку, что ты у нас эдакая Красная Шапочка, а я — злой Волк. Рано или поздно тебе придется подпустить меня поближе.

— Почему? — Она наконец подняла голову и посмотрела в его загадочные глаза.

— Потому, — отрывисто бросил он.

— Почему — потому?

— Потому — и все. — Он наклонился к ней и начал застегивать блузку; движения его пальцев были спокойными, уверенными, на лице холодная, отрешенная маска. Как он владеет собой! Гнев жаркой волной прилил к лицу Келси, и оно сделалось совсем красным. Камень какой-то, а не человек!

— Чтобы ты поставил еще одну галочку в списке своих побед? — Злые слова сорвались с ее языка помимо воли; Келси понимала, что несправедлива к Маршаллу, но не могла остановиться — она была готова наговорить чего-нибудь еще похуже и задеть его еще больше, лишь бы только сорвать с его лица эту жуткую холодную маску.

— Будем считать, что я этого не слышал. — Даже не удостоив взглядом ее пунцовое лицо, он встал и расслабленной походкой подошел к дверям. — У тебя десять минут на то, чтобы подготовиться и принести все твои эскизы и предложения. Хочу посмотреть, чем ты тут занимаешься в отсутствие мужской компании. — В тоне, которым это было сказано, улавливалась откровенно язвительная, злая насмешка, и на мгновение она его чуть не возненавидела. Все это для него лишь игра, веселое развлечение, нечто новенькое! — Не заставляй меня ждать, Келси.

— Разве я осмелюсь? — Она вдруг поняла, что вот-вот сорвется у нее с языка, и почти остановилась, но не удержалась. — А что, Лора заставляла тебя ждать? — Ей стоило огромного труда выговорить это имя — горло перехватил спазм.

Маршалл развернулся на каблуках и секунду, казавшуюся ей вечностью, пристально ее рассматривал. Она замерла, не зная, чего ожидать, но, когда он заговорил, его низкий голос звучал металлом, а слова вонзались в нее, как острые кинжалы:

— Если ты дорожишь своим благополучием, Келси, никогда не произноси при мне ее имени. — Она вытаращилась на него, но его лицо было все таким же каменным, только глаза свирепо горели. — Поняла? — Она не смогла ответить и лишь вздрогнула, и тогда он с холодной яростью переспросил:

— Да или нет?

— Да. — Она не чувствовала своих онемевших губ и не поверила своим ушам, услышав собственный голос. Да, она задела его за живое, еще как! Как только дверь с грохотом захлопнулась за ним, она снова рухнула на кровать, охваченная чувством жуткой безысходности. Неужели он все еще так ее любит? Настолько, что не может слышать ее имени из уст другой женщины?

Что же ей делать? Уже в этом вопросе заключалась насмешка над собой. И в самом деле, что же ей делать? Ей лучше, чем кому бы то ни было, известно, что любовь не спрашивает, когда и где ей возникнуть. Если бы выбор зависел от нее, она бы никогда его не полюбила, но так уж случилось, что она его полюбила, и ей так же не под силу избавиться от этого чувства, как ему — забыть свою покойную жену. Сами того не желая, они при каждой встрече высекают друг из друга искры, и, кажется, единственное, что он к ней чувствует, — это сильное физическое влечение. Но у нее нет ни малейших сомнений в том, что выражали его глаза перед уходом: то была ненависть.

"Ну, прекрати, перестань реветь”, — настойчиво уговаривала она себя, торопливо ополаскивая разгоряченное лицо под холодной струей воды и приводя в порядок волосы. Ей нельзя позволить себе такую роскошь, как слезы; им она даст волю позже.

Ровно через отпущенные им десять минут Келси уже была внизу и, завернув за угол, увидела, как из тени в углу вестибюля появилась и двинулась к ней его высокая худощавая фигура; на красивом лице — вежливая улыбка, как если бы он пришел на встречу с незнакомым человеком.

— Дай-ка сюда. — Он без труда отобрал у нее огромную папку с эскизами и набитый бумагами маленький портфель, а затем, жестом предложив ей пройти вперед, направился к выходу. Она молча шла к “рейндж-роверу”, а в голове у нее царил сплошной хаос.

По-прежнему не говоря ни слова, они доехали почти до места, а когда до виллы оставалось не более мили, он внезапно свернул на заросшую травой обочину и выключил двигатель. Они были вдвоем. Вдалеке по дороге шла большая группа одетых в черное женщин, но их голосов не было слышно, и тишину нарушал лишь шорох сосен, верхушки которых слегка покачивал легкий ветерок.

— Ты в порядке? — негромко спросил он, повернувшись к ней, и она поспешила кивнуть: