Филипп Эриа - Ярмарка любовников Страница 28

И она снова заплакала. Глядя на ее слезы, Реми подумал о неизвестных ему до сих пор муках любви, которые ему впервые выпало увидеть. Как давно ему хотелось испытать такое же душевное волнение, пролить слезы, почувствовать, как дрожит голос и как рыдания готовы вырваться из груди, и чтобы такие же трепетные руки, казавшиеся ему символом страсти, обвили бы его шею. И женщина, которая, как ему казалось, ничем не отличалась от Шомберг и Гоннель, старая актриса по прозвищу Меме предстала перед ним совсем в ином свете.

Реми и сам был готов заплакать. Стоило только этой влюбленной женщине с ним познакомиться, как тут же после нескольких пролитых перед ним слезинок она покорила его сердце и завоевала его дружеское расположение.

Поднявшись с места, он подошел к креслу, на котором сидела Эме. Она все еще плакала, держа в руках свой платочек. Реми встал перед ней на колени. Он пытался разжать ее пальцы. Она подняла голову и удивленно улыбнулась. И отдала ему свои руки, остававшиеся в перчатках. Реми прикоснулся губами к ее обнаженным запястьям и с удивлением обнаружил, какая у нее нежная, упругая, молодая кожа.

– Я прошу у вас прощения, – сказал он.

Он не назвал ее «мадам», ибо уже чувствовал, как ему близка Эме.

– Прощения?! – воскликнула она.– Вы шутите? Прощения за что?

– За то, что не стал вашим другом раньше. Я настоящий дурак. Прошу у вас прощения, и скажите: чем я могу быть вам полезен? О чем бы вы хотели меня попросить?

– Ах да…– сказала Эме.– Дело в том… Я хотела, чтобы вы мне сказали… О! Не выдавая секретов Лулу, лишь скажите мне, что, по вашему мнению… Скажите мне…– Она запнулась и через секунду продолжила говорить уже более серьезным тоном: – Почему я ему разонравилась? Постойте!.. Я сейчас вам все объясню: если мне снова улыбнется удача и Лулу вернется ко мне, я должна буду повести себя так, чтобы он продолжал меня любить. Я должна избегать малейшей оплошности, не раздражать его. Он ушел от меня потому, что я сделала что-то такое, что ему не понравилось, конечно, совсем неумышленно. Но что же такое я совершила, что не пришлось ему по нраву? Я должна это знать. Именно теперь, чтобы не повторить своей ошибки.

Реми растерянно молчал.

– Послушайте, – продолжала Эме, – наверное, вы что-то знаете? Не может быть, чтобы Лулу не делился с вами своими мыслями, не делал каких-либо замечаний на мой счет? Я уверена, что между нами было нечто такое, что испортило наши отношения. Скажите мне правду: это нужно прежде всего ему, это для его блага. Я даже не знаю… Возможно, он хотел жить отдельно? А может быть, он считал, что мы проводим вместе слишком много времени? Или же ему была нужна дополнительная свобода? Нет? Хватало ли ему денег? Или же… хочу с вами поделиться, мне в голову пришла мысль, а вдруг я перестала ему нравиться как женщина? Это может случиться с кем угодно и еще ни о чем не говорит. Например, может быть, он считал, что я слишком растолстела? Или… наконец… или же он находил, что я недостаточно молода для него?

Реми решил возразить.

– Ну что вы, – сказал он, – вы напрасно себя изводите. Все совсем не так, как вы думаете. Мне даже кажется… Если и было между вами что-то такое, что отдалило его от вас, то скорее ваше чрезмерное внимание к нему.

– Как?

Зрелая и опытная актриса взглянула с удивлением на молодого человека, отвечавшего на ее вопросы.

– Да, да, – продолжал он, – по крайней мере, мне так кажется. Я думаю, что Лулу хотелось больше свободы, но не в том смысле, в каком вы ее понимаете: ему было нужно больше свободы… моральной. На будущее вам не следует облегчать ему жизнь, пусть он сам выкручивается, и не надо потакать его капризам.

– Но я делала это исключительно для того, чтобы избежать последствий! – воскликнула Эме.– Вам же известно, что если бы не мое вмешательство, то он бы перессорился со всеми и не получил бы ни одного ангажемента!

– Конечно, но тем хуже для него, пусть бы он сам и находил выход. Раз вы не хотите снова его потерять, то подумайте прежде всего о том, что для этого надо предпринять. Честно говоря, ваша постоянная опека была ему немного в тягость. Вам следует сделать так, чтобы он ее не замечал.

– А? – с недоумением и немного разочарованно произнесла Эме. Она, безусловно, надеялась на более романтическое объяснение и, конечно, никак не связанное с ней.– А? Да мне бы хотелось верить, но на самом деле…

– Уверяю вас. Мне кажется, я не ошибаюсь. Но, заметьте, Лулу мне ничего не рассказывал. Пока вы мне о нем говорили, я невольно пришел к такому выводу. Мне показалось, что внезапно я понял причину вашей размолвки. Вы должны уяснить, что ваши неустанные заботы, терпение и доброта, которыми вы его окружили, подчеркивали то, что вас разделяет: разницу в ваших характерах. Кто знает, возможно, это его и унижало? Кто может сказать, страдал ли он в глубине души или нет? Во всяком случае, на будущее вам следует скрывать от Аулу, что вы хотите оказать на него благотворное влияние.

– Боже мой! – воскликнула Эме. Она подняла руки и тут же бессильно уронила их на колени.– Я так старалась не задевать его самолюбия! Если у меня не все так хорошо получалось, что вы хотите? Все потому, что мои добрые намерения всегда поневоле выходят наружу.

– Так вот, если Лулу к вам вернется, постарайтесь на время забыть о добрых намерениях. Постарайтееь… не все время думать о том, как ему угодить.

– О! – воскликнула Эме.– Как мне придется нелегко!

XII

Реми нажал на клаксон. Минуту спустя появился привратник с чемоданами в руках. Но Лулу не спешил выходить из дома. Между съемками двух фильмов у него выдалась свободная неделя, чтобы съездить в Париж. По возвращении из Берлина он удосужился позвонить Реми лишь посредине своего краткого пребывания в столице, сославшись на многочисленные дела. Он три раза подряд назначал встречу и так на нее и не явился. И вот утром он позвонил, чтобы сказать:

– Мики, я сегодня уезжаю. Но мне бы хотелось с тобой немного поболтать. К несчастью, я буду весь день занят. У тебя машина на ходу? Тогда заезжай за мной пятнадцать минут шестого. Мы поговорим по дороге на вокзал.

Зная, что его друг может опять опоздать, Реми снова нажал на клаксон. Пекер вышел, когда Реми уже отчаялся его увидеть. В ответ на замечание Реми он воскликнул:

– Не говори мне ничего! Со дня приезда в Париж я не пропустил ни одной пирушки. Я наверстываю упущенное: в Берлине жуткая еда! Знаешь, когда я вернусь туда, у меня будут большие неприятности с представителями компании «Сигма». Представляешь, мне придется играть роль начинающего и вечно голодного музыканта.

Некоторое время они ехали молча. Улицы были запружены машинами, и еще было светло. Стоял июнь, и парижские деревья радовали глаз своей густой листвой. Реми вспомнилось, как к нему впервые пришла Эме, держа в руках в знак дружеского расположения букет гвоздик.