Одна на миллион - Елена Алексеевна Шолохова Страница 28

Он взял ручку, размашисто подписал бумаги и, отложив их в сторону, наконец взглянул на меня, продолжая хмуриться.

– Я просил Славу дать тебе всё самое основное по «Мегатэку» и по функционалу нашей пресс-службы. Просмотрела? – спросил он по-деловому.

– Нет, – честно ответила я, удивляясь его переменам.

Наши встречи с ним чаще всего напоминали мне игру, вроде словесного поединка, увлекательного, будоражащего и слегка пикантного, где любая фраза могла иметь скрытый подтекст, где интонации и взгляды говорили больше, чем слова. Теперь же он говорил со мной тоном беспристрастного начальника.

– Что-то тебе помешало? – поинтересовался он с едва уловимым раздражением.

– Мне просто… нет. Мне не хотелось. Просто это всё так скучно и непонятно.

– Анжела, – устало вздохнул Соболев, – почему ты так стараешься выглядеть глупой? Тебе хочется быть тут просто девочкой на побегушках? Ну да, если ты намерена оставаться всего лишь… принеси-подай, то всё это и правда тебе не нужно. Тогда вообще можно не напрягаться. Но неужели тебе не хочется всё-таки кем-то стать?

От обиды щёки полыхнули румянцем. И больше всего меня задело то, что говорил он со мной, как будто я ему вдруг смертельно надоела.

– Нет, Вадим. Я вообще не хочу здесь работать. Даже просто находиться здесь не хочу.

– А что ж ты хочешь?

– Хочу, чтобы было всё, как раньше. До того, как у отца вдруг взыграло чувство родительского долга и он решил забрать меня к себе.

– И что же было такого интересного и примечательного в той твоей жизни? – подщурил глаза Соболев. И тон его сразу сделался язвительным. Наверняка вспомнил тот день, когда заявился ко мне с отцом в Геологи.

– Просто это была моя жизнь! – рассердилась я. Терпеть не могу, когда так со мной разговаривают. – Может, вам, прогрессивным, целеустремлённым и жутко талантливым профи, этого и не понять, но мне такая жизнь нравилась. Не у всех, знаете ли, цель хватать с неба звёзды. Некоторым достаточно малого: вкусно поесть, сладко поспать, весело погулять.

Соболев с минуту молча смотрел на меня, как будто пытался разгадать, всерьёз ли я, потом кивнул, мол, ясно всё со мной. А в чёрных глазах явственно читалось глубокое разочарование. Он снова нахмурился и отвернулся.

Нет, а чего он хотел? Что я, взрослый человек с устоявшимся мировоззрением, с собственными взглядами и пристрастиями, буду в рот ему заглядывать, внимать каждому слову и отвечать: «Слушаюсь, сенсей». Тем более когда он говорит с таким унизительным сарказмом.

– Поесть, поспать, повеселиться – это не ко мне, – сухо произнёс он. – Но я тебя понял. Иди.

Я впервые видела Соболева таким – холодным и отчуждённым. Он явно старался на меня не смотреть, как будто смотреть на меня ему очень неприятно. И я вдруг расстроилась, сама не знаю, почему. И из его кабинета вышла совершенно подавленной.

Даже вечером, уже дома, когда я ужинала, принимала ванну, болтала с Киселёвым, смотрела очередную серию «Настоящего детектива», читала Мураками, ложилась спать, это тягостное чувство никак не отпускало, свербело занозой в груди. И теперь я уже крепко жалела о своих словах.

Не знаю, почему так, но это его разочарование задело меня как-то уж слишком сильно. А самое смешное, что я ведь сама, намеренно его реакцию спровоцировала. Я просто говорила ему назло. Ну, потому что он обидел меня. Тоном своим саркастичным обидел. И словами тоже. Вот что значит – кем-то стать? Я что, по его мысли, сейчас никто? Пустота?

И что странно, почему-то меня почти не ранит, когда так отзывается обо мне отец. Он и сегодня опять мне выговаривал, что бездельничаю и его позорю. Но тут уже, видимо, привычка, иммунитет, да и ничего другого от отца я и не жду.

Но Соболев… Сегодняшний он стал для меня неприятной неожиданностью. Ведь он с первого дня надо мной подшучивал, беззлобно, будто дразнил, а то и откровенно флиртовал.

И, что уж скрывать, мне это нравилось. Да это единственное, что мне нравилось на этой скучнейшей работе! Я даже опустилась до того, что выспросила у рекламщицы Марины про ту блондинку в голубом, которую видела с ним на корпоративе. Нет, ну там правда само по себе всё удобно сложилось, так что любопытной дурой я не выглядела. Но себе-то можно не врать: мне действительно это было интересно и, узнав, что она всего лишь его бывшая, я, сама не знаю почему, обрадовалась.

А теперь мне стало откровенно плохо. Наверное, впервые я так сильно переживала из-за чужого мнения о себе... 

25

На следующий день Соболев пожаловал в отдел прямо с утра. Свежий, бодрый, улыбчивый, как обычно. Чёрные глаза блестели, улыбка белозубо сияла. И ни следа от вчерашнего сумрачного настроения.

Атмосфера в кабинете с его появлением сразу неуловимо изменилась. Девушки наши подобрались. Во всяком случае, Юля и редакторша Соня.

До его прихода они шушукались и недобро на меня косились, правда, сразу отводили взгляд, стоило мне повернуться. Ну а Слава, тот, видать, так обиделся за Юлю, что старательно избегал на меня смотреть. Даже буркнув «здраствуй», уставился куда-то мне в плечо.

Лучше бы на меня Стас Карих обиделся. Оставил бы меня в покое. А то не успела я включить компьютер, как посыпалась вереница очередных демотиваторов и мемов.

Но даже и он ощутил эту невидимую напряжённость в воздухе.

– Эй, народ, вы чего все такие сегодня? Хороним кого?

Никто ему не ответил, а когда пришёл Соболев обстановка как-то незаметно разрядилась.

У меня тоже сердце забилось чаще, но это оттого, что мне неловко за вчерашнее. И позавчерашнее. И вообще.

И я ещё вот что решила: буду включаться в эту работу. Ну а что? Несложно же. Не то чтобы я загорелась стать менеджером года, но его разочарованный взгляд очень меня уязвил. И сухой тон расстроил. Не хочу, чтобы он снова на меня так смотрел. 

Сегодня Соболев стоял, опершись о стол Стаса, практически полуприсел на столешницу, предоставив Кариху любоваться своей спиной.

Вёл обычную утреннюю планёрку. Разбирал полёты минувшего дня и раздавал дела на сегодня. Пожурил Рыжего за то, что в очередной статье налепил ошибки, и редакторшу Соню – за то, что эти ошибки пропустила.

– Слав, ты порой пишешь, как в эпоху КПСС. Вот это предложение: «Стремятся выполнять задачи деятельности». Что это