Колин Гувер - Ключи от твоего сердца Страница 28

– Некому? А как же друзья? Братья-сестры? – спрашиваю я, отчаянно пытаясь сменить тему.

– Не-а, кроме него, у меня никого нет. Хотя теоретически у меня было семнадцать сестер, двенадцать братьев, шесть мам и семь пап.

Я не могу понять, серьезно она говорит или нет, поэтому на всякий случай не смеюсь.

– Приемные семьи. Уже седьмая за девять лет.

– Ой, прости, – совершенно теряюсь я.

– Да за что? Последние четыре года я живу у Джоела – моего приемного отца. Все в порядке, я довольна. Не зря ему деньги платят.

– А кто-то из этих двадцати девяти братьев-сестер тебе родной?

– А ты внимательно слушаешь, – смеется Эдди. – Нет, я единственный ребенок. Мама хотела продать ребенка подороже и купить наркоты подешевле… Она пыталась продать меня, – добавляет она, заметив, что я не понимаю, о чем она. – Не переживай, покупателей не нашлось. Или она слишком много заломила? Когда мне было девять, она предложила меня какой-то даме на парковке перед «Уол-мартом»: рассказала душещипательную историю о том, что ей нечем меня кормить, бла-бла-бла, и предложила даме сделку. Моя рыночная стоимость составила сто баксов. Она уже не в первый раз пыталась провернуть дельце прямо у меня на глазах. К тому моменту мне это уже надоело, поэтому я посмотрела на даму и спросила: «А у вас муж есть? Он, наверное, ничего!» Мне тогда прилично досталось за то, что я всю малину попортила, и мама бросила меня на парковке. Та дама отвела меня в полицию. Маму я больше не видела.

– Господи, Эдди! Этого не может быть!

– Согласна. Но со мной именно так и было.

Я ложусь на скамейку и вглядываюсь в небо, Эдди следует моему примеру.

– Ты сказала, что Эдди – это фамильное имя. Чье?

– Только не смейся?

– А если будет смешно?

– У моих первых приемных родителей был диск с выступлениями одного комика, – вздыхая, рассказывает Эдди. – Его звали Эдди Иззард. Мне казалось, что у нас с ним одинаковые носы. Я смотрела этот диск миллион раз, представляла себе, что это мой папа. А потом потребовала, чтобы меня называли Эдди. Какое-то время пыталась приучить их к фамилии Иззард, но не вышло.

Мы обе смеемся. Я снимаю куртку, накрываюсь ей, засовываю руки в рукава, пытаясь согреться, и закрываю глаза.

– У меня были чудесные родители, – тихо говорю я.

– Были?

– Папа умер семь месяцев назад. Мама решила, что мы должны переехать сюда якобы по финансовым соображениям. Но сейчас я даже не знаю, что и думать… Она уже с кем-то встречается. Поэтому я и говорю «были чудесные».

– Отстой…

Мы лежим и раздумываем над картами, которые нам выдала судьба. Мои ничто по сравнению с ее. Подумать только, через что ей пришлось пройти… Сейчас Келу столько же лет, сколько было Эдди, когда ее поместили в первую приемную семью… Как она может быть такой счастливой, такой полной жизни? Мы молчим. Вокруг тихо, и это приятно. «Интересно, – думаю я, – вот это и значит быть лучшими подругами?»

Через некоторое время Эдди садится, потягиваясь и зевая:

– Помнишь, я сказала про Джоела, что ему не зря деньги платят? Это я так. На самом деле он отличный чувак. Когда речь заходит о чем-то настоящем, я вечно все порчу своим сарказмом…

– Спасибо, что прогуляла вместе со мной, – понимающе улыбнувшись, говорю я. – Мне это было очень нужно.

– Спасибо за то, что тебе это было нужно. Видимо, мне тоже. Да, кстати, насчет Ника: он хороший парень, но тебе не подходит. Я все понимаю, так что забей. Но завтра ты идешь с нами!

– Конечно. Если я не пойду, Чак Норрис выследит меня и надерет мне задницу, – отзываюсь я, накидываю куртку, и мы заходим в школу, но, прежде чем разойтись, я, не удержавшись, задаю еще один вопрос: – Раз ты сама придумала, чтобы тебя называли Эдди, как же тебя зовут на самом деле?

Она лишь улыбается и пожимает плечами:

– На данный момент меня и правда зовут Эдди.

Глава 8

I wanna have friends

that will let me be

All alone when being alone

is all that I need.

Кел сидит на кухне и делает уроки.

– Где мама? – спрашиваю я.

– Привезла нас с Колдером и только что уехала. Сказала, вернется через пару часов, и просила тебя заказать пиццу.

Черт! Если бы я пришла домой на десять минут раньше, то могла бы проследить за ней!

– А она сказала, куда пошла?

– Можешь попросить, чтобы они сначала пеперони положили, а уже потом соус?

– Она сказала, куда пошла???

– Хотя нет, погоди, пусть сначала положат пеперони, потом сыр, а потом уже соус.

– Черт побери, Кел! Куда она пошла? – Я уже выхожу из себя.

Он удивленно смотрит на меня огромными глазами, слезает со стула и пятится к входной двери, подняв плечи, а потом надевает ботинки – я никогда в жизни не повышала на него голос.

– Знаю не я. Колдеру к пойду.

– Возвращайся к шести, как раз пиццу привезут.

Я решаю сначала сделать уроки. Мистер Хансон, может, глуховат и слеповат, но на дом задает прилично. Сижу над историей целый час и заканчиваю к половине пятого.

Хочешь, чтобы я поиграла в частного детектива? Пожалуйста! Чем бы ты там ни занималась, с кем бы ни встречалась, я обязательно узнаю. Я подвергаю тщательной проверке все ящики и шкафчики на кухне, гардероб в коридоре, но ничего не обнаруживаю. Раньше я никогда не заходила без спросу в родительскую спальню. Ни разу в жизни. Да, интересный выдался год: столько всего в первый раз… Я захожу в мамину комнату и прикрываю за собой дверь.

Здесь все так же, как было в их общей с папой спальне: та же мебель, тот же бежевый ковер. Если бы не меньшая площадь, то эту комнату было бы вообще не отличить от той. Надо начать с самого элементарного – с бельевого. Ничего. Следующая на очереди тумбочка: маска для кожи вокруг глаз, ручка, лосьон, книжка, записка…

Записка!

Я достаю ее из ящика и разворачиваю – текст написан черной ручкой по центру страницы. Да это стихотворение!

Джулия,Однажды я нарисую тебе мир,Где не меркнут улыбки,Мир, в котором всегда едва слышноЗвучит радостный смех,Мир, в котором нет химии.

Я нарисую этот мир для тебя на закате,Пока ты лежишь на постели в рубашке,И как только ты перестанешь улыбаться,Я стану рисовать прямо на твоем грустном лице

И закончу с первыми лучами солнца,Ты проснешься с влажными от слез глазамиИ увидишь, что я закончил то, что начал, —И нарисовал целый мир на твоем подбородке.

Господи, как трогательно! «Нарисовал целый мир на твоем подбородке?» «Мир, в котором нет химии?» Какой такой химии?! Что за бред?! Кто бы он ни был, он мне уже заранее не нравится. Я его ненавижу! Сложив записку, я убираю ее на место.