Иосиф Гольман - Не бойся, я рядом Страница 29

И не подавился. И не сдох.

МОРАЛЬ. А пошли вы все…..

Стучалки

8

Одному бизнесмену позавчера стукнуло двадцать восемь.

А вчера – еще двенадцать.

Его в хрен каком виде отвезли в Склиф.

МОРАЛЬ. Контролируйте круг общения.

9

Один секретный агент вошел в логово врага.

Чтобы потом настучать куда надо.

Вошел и не вышел.

МОРАЛЬ. Стучать надо, перед тем как входить. А не после.

10

Один ударник стучал по всему, что громыхало.

Однажды громыхнуло сильнее обычного.

МОРАЛЬ. Не хрена брать музыкантов в ракетные войска.

Ненормативки

После длительного обсуждения в издательстве были признаны полностью непригодными к публикации.

16

После обеда Парамонов занялся небольшой статьей, которую обещал лично Петровскому. Отредактировал, а точнее, полностью переделал материал интеллектуального урода Рахманина об истории работ с термоядом.

Надо же так: интереснейшая тема, а эта бездарь превратила ее в скучнейшую жвачку из цифр, фамилий и фактов!

А ведь это же – энергетическая мечта человечества!

К сожалению, пока далекая от воплощения.

Причем сорок лет назад оптимизма по данному поводу было немерено. Казалось, вот-вот – и термоядерные электростанции заменят собой уже привычные атомные. Сумели же заставить джинна вылезти из ядерной «бутылки» и показать свою ни с чем не сравнимую, безумную, не представляемую обычным сознанием, мощь – к счастью, только на военных испытательных полигонах.

Однако выяснилось, что решенная задача была гораздо проще нынешней. Теперь нужно было научиться забирать энергию термоядерного синтеза не чудовищными дозами, как при взрыве бомбы, а понемногу, буквально по капельке. Причем каждая эта капелька – сумей ученые все-таки укротить джинна – сможет заменить несколько океанских танкеров с нефтью.

И ее, энергии этой, в отличие от нефти – нескончаемое количество. Вон сколько уж миллиардов лет солнце светит, а термояд не кончается.

На этом пассаже Парамонов немножко затормозился.

Торможение к данной статье не относилось, он уже думал о следующей.

Ему принесли блестящие материалы по теории неорганического происхождения нефти. Он долго уговаривал потенциальных авторов, – те боялись преждевременного скандала, – и все же уговорил.

Конечно, в таких глобальных научных сшибках трудно на месте установить истину. Но этого и не требуется: он как журналист должен лишь организовывать и поддерживать подобные дискуссии. И пусть ученые спорят на пользу человечества, тем более что игнорировать доказательства сторонников этой, относительно новой, гипотезы уже невозможно.

А если они правы, то следует крайне осторожно говорить про ограниченные запасы углеводородов.

Отложив это в дальний участок своего сознания, – но не выкинув вовсе, мозг-то он не выключает и после работы – Парамонов вернулся к термояду. История была еще тем волнующа, что многие, кто начинал эту тематику, были ему лично знакомы, частично через отца и его друзей, частично – уже по собственной работе в научно-популярной журналистике.

Ближе к вечеру Олег закончил материал, благо он был «в теме» и к тому же писал сейчас небольшой исторический обзор, а не серьезную аналитическую, пусть и популяризаторскую, статью.

Время оставалось, и чтобы не ехать в опостылевшую пустую квартиру – сегодня даже тетя Паша отпросилась, внук приехал, курсант военно-морского училища, – занялся еще одним важным делом, заказанным ему уже не Львом Игоревичем, а Марком Вениаминовичем.

Другими словами, Парамонов, в соответствии с просьбой хитрющего психиатра, продолжил созидать подробный обзор мерзких проделок своего собственного подсознания. Олег не сомневался, что таким образом профессор запрограммировал начало лечения: вербализация и визуализация проблемы всегда были первым шагом на пути ее решения.

Утром Парамонов пошел от частного к общему.

Навспоминал навскидку типичных, так сказать, моментов своего безумия.

Теперь же он собирался пойти другим путем.

Как человек, по характеру склонный к классификации и структуризации знаний – недаром его так не хотели отпускать с кафедры, после того как он закончил вуз (разумеется, МАИ), – Олег решил начать с основных выявленных им закономерностей.

К ним он отнес следующие моменты:

– уже упомянутую критичность его логики по отношению к его же «сумасшествию» (да, логика не могла отменить сумасшествия, но – зачастую с гадкой усмешкой, мол, ну, ты и придурок! – наблюдала за ним);

– цикличность и спиралевидность развития его страхов и тревог;

– быстрый сброс напряжения после точного доказательства (желательно, выполненного не им самим), что эта тревога – ложная. И столь же легкий его, напряжения, возврат, случись факт, фактик или даже фактишка, который можно было бы трактовать как подтверждение, пусть даже косвенное, его прежних страхов;

– постоянную замену одних страхов и тревог другими – без улучшения общего состояния: скажем, безумный страх заразиться венерическими заболеваниями с годами плавно перешел в не менее скверную канцерофобию.

Бывали и мимолетные ужасы, например, перед авиаперелетом. Кончался полет – кончался и ужас. В принципе, это похоже на норму, пусть даже и на ее пределе. Но в норме человек не переживает за перелет, который случится через два месяца. Или через полгода. А здесь – запросто;

– навязчивые сомнения даже в обычной, относительно не отвратной ситуации: пойти или не пойти на тусовку. Купить или не купить телевизор. А если купить, то какой. Десять раз проверить, выключен ли утюг и заперт ли замок. А потом, десятый раз, проверив, все равно сомневаться и переживать.

Чтобы через некоторое время – логика-то все же незримо присутствовала! – забыть эти страхи напрочь и не вспомнить о них никогда;

– ритуализация поведения: например, банально бояться черных кошек. Или, уже не банально – постоянно заставлять себя придумывать из букв одного слова не меньше определенного, достаточно большого количества, других слов. Не придумал – плохо, очень плохо.