Галина Артемьева - Колодезь с черной водой Страница 29

– Нормальные в свой дом чужих не пускают. Нормальные понимают законы жизни, как они есть. А вы именно чокнутые.

– Так и оставь меня в покое, отойди. Я не хочу с тобой рядом идти, – потребовала Люша.

– Не понравилось тебе тогда со мной, – сказал Кирилл задумчиво. – Что тебе не понравилось? Я тебе жениться предложил. И ты – взрослая. Ты же сама хотела. Я тебя имел, а ты меня хотела. Молчала же. А вот когда тебя имеют, а ты не хочешь – это знаешь, что такое? Это – как вот тот парнишка. Терпишь годами и ждешь, когда в силу войдешь.

– Заткнись! – завопила Люша. – Не смей говорить, о чем не знаешь! Хотела! Имел! Помойка все это! Пусть я чокнутая! Но к твоей нормальной помойке даже близко не подойду. Лучше сразу сдохнуть!

Прохожие на Тверской с равнодушным любопытством поглядывали на ее истерику.

– Лучше сразу сдохнуть? – подхватил Кир. – Может быть! Только не получается так вот легко взять и сдохнуть, как хотелось бы. И приспосабливаешься… И сам жопу подставляешь, чтоб не так больно было. Человек много чего выносит из того, что себе и представить страшно. Вон, видела его? У него все нормально. Перетерпит, будет еще лучше. А куда денется? Или убьют, задушат, как куру, шею свернут. Или – надо ждать. Тебя твой папаша не трахал? Не трахал! Тогда сама заткнись и не смей о других людях судить. Ты ничего не поймешь. У меня вон мамашка – такая красавица народная, все о большой любви мечтала. Отца моего прогнала, мало он ей денег приносил, не настоящий мужчина был он ей поэтому. А потом нашла настоящего. И при деньгах, и такой весь мачо. Любовь! Похожая на сон! А как же! И так сыночка ее любит! Такой заботливый! Просто – родной папочка! Она меня все инструктировала, чтоб папой его называл. «Он столько для тебя делает!» Папа… А этот папа, как из школы приду, брал меня, как буратину и имел, как хотел. Вот это – папа! И попробовал бы я пикнуть! Он так и сказал мне: «Удавлю!» Я ему верил. Он мог. Конечно, когда я вдруг случайно подрос и стал выше его на голову после лета, я тоже кое-что смог…

Кирилл вдруг рассмеялся, вспомнив что-то явно приятное.

Люшу очень тошнило. Видимо, ее юный, неокрепший организм тогда умел реагировать на ужасы «нормальной» жизни только таким образом.

– Не нравлюсь – не надо. Я на другой женюсь. И все будет у тебя хорошо. Живи, как знаешь. Только очки розовые сними, уши прочисти, прислушайся и вокруг оглянись. Все не так, как вы себе заталдычили. Все – иначе, – отчеканил вдруг Кир.

– У тебя своя жизнь. Ты видел свое. И живешь по своим правилам. А у меня – своя. И правила – свои. Поэтому – не надо меня заставлять жить по твоим законам. У нас – так. У тебя – эдак. А насчет в дом чужих не пускать – тут ты прав! Многое поменялось, мы и не заметили. И давай на этом просто попрощаемся, – проговорила Люша, борясь с тошнотой.

Кирилл повернулся и пошел к подземному переходу.

«Какое счастье!» – подумала Люша.

Тошнота ее сразу прошла. Она почувствовала себя совершенно счастливой. То, что рассказал ей Кирилл о себе, никак ее не тронуло. Слишком он казался ей гадким и опасным, чтобы ему сочувствовать. Она шла домой мимо ярких витрин Тверской и думала о повстречавшемся ей ребенке. Вот перед ним она чувствовала себя почему-то виноватой. Вроде он сам ей все логично объяснил: не суйся. А с другой стороны, как ни крути, а она получалась на стороне тех его трахателей. Если отметать все уважительные причины и доводы рассудка, именно так и выходило. Значит, она сама – грязная тварь. Так ведь получается? Значит, чистым человеком, живя среди грязи, не останешься никак?

Что тут было ответить самой себе? Конечно, не останешься. Никак. Но и дополнительную грязь добавлять своими руками в этот нечистый мир очень не хотелось.

Она подумала-подумала – и постаралась забыть. Про все, что связано с Кириллом. В том числе и про ребенка, шедшего к Иену, который его любил.

Через какое-то время та майская ночь стала казаться ей сном. А сны – они забываются, даже самые страшные.

Потом, примерно через год, она узнала, что Кирилл женился на Алене, девчонке из параллельной группы. Алена, породистая красавица, статная, добродушная и знающая себе цену, была к тому же дочерью какого-то известного генерала. Люша с жалостью думала о ней, хотя – какое ее дело? Разберутся без ее сочувствия. К моменту получения диплома у Алены и Кирилла уже был сын.

Прошло еще несколько лет, и на встрече с однокурсниками выяснилось, что «самая красивая пара факультета» – Алена и Кирилл – разошлись. Люше казалось, что она знает причину. Спустя еще год ее позвали на похороны: Кирилл утонул в каком-то подмосковном озере при непонятных обстоятельствах. Пловцом он был хорошим, в воду заходил совершенно трезвым… На похороны она не поехала.

Вот и все. Она тогда именно так себе и сказала: «Вот и все!» И думать больше не о чем.

И о ребенке по имени Кира она не вспоминала тоже. Практически совсем. Но сейчас, сидя в своем массажном кресле, она вдруг догадалась, что именно заставило ее тогда, в тот ветреный холодный день, сначала пройти мимо ребенка, взывавшего о помощи к собачке, а потом, преодолев что-то в себе, вернуться к нему.

Сейчас она понимала, что за ней оставался старый должок и пришла пора этот должок вернуть. Иначе совесть покоя не даст. Не помогла тогда ребенку? Пошла себе мимо? И считала, что так и надо? Хорошо. Может быть, тогда ты была молода и мало что понимала. Вот тебе второй шанс. Давай доказывай, что ты человек. Это трудно. И порой очень нежелательно. Желательно – сидеть тихо среди своих, закрывшись от остального мира, и думать только о хорошем. Остальное – трудно. И грозит бедой. Это ясно, как дважды два.

И все равно – на этот раз отступиться она не имела права. Хотя уважительных причин для отступления назвала бы с ходу не меньше десятка. Но – себя-то не обманешь. И Того, Кто все видит, – тоже.

Еще несколько соображений обозначились очень ясно, пока Люша сидела в своем массажном кресле. Самое главное: ни о каком отчиме для ее детей не могло идти и речи. Кирилл вспомнился ей сегодня не зря. Да, тогда восемнадцатилетняя первокурсница выводов делать не умела. Ее просто тошнило от ужаса, и это все. Но память, похоронившая, казалось бы, даже тень воспоминания о той прогулке, услужливо вытолкнула на поверхность сознания взрослого человека самую суть: она не впустит в свой мир чужого взрослого, даже если очень вдруг кого-то полюбит. Маловероятно, но – вдруг. Даже если. Не имеет на это права. Чужой взрослый – это возможность беды. Это потенциальная опасность. Глазам своим верить нельзя. И ушам. И ощущениям. Что у человека внутри? Не делай выводы, пока по-настоящему его не узнаешь. А иногда узнаешь такое, что будет поздно!