Холли Петерсон - Нянь, или мужчину вызывали? Страница 29

Когда я вошла в спальню, Филип старательно разглаживал складки на брюках от костюма перед тем, как его повесить.

— Филип, ты же знаешь, что проблема не в деньгах. Я сто раз нанимала и увольняла людей, не спрашивая тебя.

— Хорошо, тогда в чем, по-твоему, проблема, Джейми? Или ты хочешь сказать, что главная проблема во всем этом я?

— Знаешь… — начала я, покачав головой. — Впрочем, неважно. Слушай, он здесь на пробу, на пару недель.

— Нет, правда. Я хочу знать, в чем моя проблема: или, лучше сказать, к чему ты ведешь? В чем, по-твоему, со мной проблемы? Мне очень интересно. Если уж у меня проблемы, я хочу знать, в чем они состоят.

— Просто тебе не нравится, что в твое отсутствие в доме бывает посторонний мужчина.

— По-твоему, я ревную?

— О господи, нет, — рассмеялась я. — Причем тут ревность? — Я вовсе не была уверена, что последнюю фразу произнесла искренне, — Просто тебя нет, с твоими детьми играет парень, а ты предпочел бы, чтобы это была женщина. Женщина у тебя не вызывает такого чувства вины. Она тебя не замещает.

Он подбоченился.

— Вот именно, мне не нравится, что какой-то там чертов тренер сомнительного вида (ты уверена, что этот бездельник не курит травку?) учит моих детей играть в футбол в Центральном парке, пока я гну спину на его зарплату. В этом ты права, Джейми. — Он наклонился ко мне, тыча мне в лицо указательным пальцем, — Я не хочу в этом доме наемного папочки. Он нам не нужен, и его здесь не будет. Это глупая идея.

Я отодвинула палец Филипа.

— Я знаю, что это не идеальный вариант. Но такова уж наша жизнь: ты всю неделю работаешь, как проклятый, поэтому не можешь забирать детей из школы или обедать с ними. Я тоже много работаю. И вообще, почему мы разговариваем о тебе? Нам стоит поговорить о нашем мальчике, о бедном, запутавшемся Дилане, которому нужно больше внимания, чем он получает, — честно говоря, от нас обоих.

— Так перестань столько работать и запиши Дилана еще в какую-нибудь спортивную секцию — тогда все будет в порядке. И как насчет твоего времени? Ты не можешь жить в таком ритме с тремя детьми; с двумя еще куда ни шло, но три — это уже слишком. Даже работа на неполную неделю слишком тебя загружает. Я тебе все время говорю: перейди на пять лет в консультанты, а потом вернешься, — Он раздраженно выдохнул. — Мы не можем вечно нанимать людей, чтобы они были родителями для наших детей.

— Филип, я не из тех женщин, кто может взять и бросить работу, и я буду лучшей матерью, если буду ходить на работу, чем, если все время сидеть дома. Ты это знаешь.

— Не верю я в эту популярную байку насчет того, что работа делает женщину лучшей матерью. Детям нужно уделять больше времени; в нашем доме всему нужно уделять больше времени. — Он подошел к окнам. — Вот, например, жалюзи в кабинете застревают на полпути. Сколько уже это продолжается? Ты знаешь, что я предпочитаю видеть солнце по утрам. Сколько времени я прошу установить на жалюзи в моем кабинете подъемные шнуры…

— Давай не отвлекаться от детей вообще и Дилана в частности. Я бываю с ними дома два дня в неделю, а когда получается, отпрашиваюсь после обеда. Моя работа не мешает мне выполнять материнские обязанности. — Я сделала паузу, соображая, как лучше объяснить ему, что я нанимала человека заменять его, а не меня. — Дилану нужно, чтобы его самооценку поддерживал мужчина. Мы с Иветтой на это не способны. Тут дело не в тебе и не во мне. Тут дело в том, чтобы Дилан чувствовал себя уверенным.

— Слушай, Джейми, дело обстоит просто. Мне не нравится идея, чтобы у нас дома вместе с Иветтой и Каролиной работал тренер. На спортплощадке — пожалуйста. Но не дома. Это странно выглядит. Пока основные счета здесь оплачиваю я, тренеру я платить не буду.

— Эй, полегче. Я плачу за аренду машины, за гараж, за одежду, за мелкие хозяйственные расходы…

— Знаешь что? Мне наплевать, за что ты там платишь. Тренеру в нашем доме не будет платить никто.

И он опять отключился. На мгновение мой муж был со мной, а потом вернулся в мир юриспруденции. Он не сомневался, что решил проблему с тренером. Одна загвоздка: для меня проблема с тренером никуда не делась, а всего лишь стала серьезнее. С каждым днем я начинала все больше думать о том, как Питер воспринимает меня, как реагирует на мои шутки, и даже о том, как я при нем одеваюсь.

Тем временем Филип вернулся к своим делам. Он застучал по клавишам мобильника с яростным возбуждением пианиста и даже не поднял голову, когда я тихо вышла из комнаты.

Глава 9

Всеобщее обозрение

Моя подруга Кэтрин принадлежит к числу людей, которые могут набросить шарф на деревянный ящик, и это будет похоже на парижский богемный приют какой-нибудь графини.

Мы с ней только что посмотрели серию огромных картин в ее студии на Лейт-стрит в Трайбеке — все они были разных оттенков синего — и вернулись в ее квартиру, расположенную там же, но по другую сторону коридора. Стол на козлах в дальнем конце открытой кухни представлял собой натюрморт с сыром и ветчиной из итальянской бакалеи за углом. Смотрелась еда идеально: хлеб, мясо и сыр на старой хлебной доске, чай со льдом в зеленом глазированном кувшине, шикарные льняные салфетки с мережкой. Повсюду стояли старые стулья и кушетки, а еще странного вида лампы и столики, которые Кэтрин и ее муж Майлз долгие годы собирали на блошиных рынках и антикварных распродажах. На полу у входа лежали три маленьких скутера. Под ногами у нас был темный лакированный деревянный пол, а в окнах от пола до потолка виднелись Баттери-Парк и река Гудзон.

— Экзистенциальные штучки в духе Вуди Аллена про то, что мы всегда одни, я понимаю. Но как это выражают синие пятна? Почему синие? Это небо так пробивается наружу и обозначает надежду, или это депрессия, как в голубом периоде Пикассо? — спросила я у Кэтрин. Картины у нее были яркие и импрессионистичные, но я не представляла себе, о чем они.

Кэтрин просто пожала плечами и потрепала меня по голове, направляясь к холодильнику. Ей было без разницы, что я никогда толком не понимала ее искусства. Достаточно, что его понимал Майлз, который по совместительству был ее агентом, и модные горожане, платившие кучу денег за то, чтобы украшать ее работами стены своих стильных квартир.

— Меня достали самовлюбленные автопортреты, — объяснила она, — а потом и бесконечное «порно встречается с невинностью». Так что я закончила с портретами и вернулась к абстракциям. Это мой поздний период де Кунинга, хоть он и рановато наступил.

Она посмеивалась над собой и над окружавшим ее странноватым миром искусства, но я все равно ничего не понимала.