Мейвис Чик - Антракт Страница 29

На столе стоял мужчина — в позе статуи Давида скульптора Донателло, хотя он был выше и крепче. Но на голове у него была не простоватая шапка, как у Давида, а шляпа с широкими полями и темной лентой, немного небрежно надвинутая на лоб. В отличие от скульптуры — в такой мороз это вполне естественно — он кутался в шикарное белоснежное пальто, отражавшее блики света и великолепно сидевшее на нем. Вместо давидовского меча этот красавец (с нужной долей небрежного изящества) держал бутылку вина — атрибут участника вечеринки. Я смотрела на горящие факелы, мерцающие свечи и романтического героя и вдруг поняла, что стою затаив дыхание. Что жду так же, как ждут зрители в саду соседнего дома.

А потом он начал двигаться, сдержанно и неторопливо: снял руку с бедра и протянул ее вверх к синему бархату неба, усыпанному бриллиантами звезд, вытянув пальцы, словно волшебник, готовый сотворить новую Вселенную. Лицо его было скрыто шляпой, и я могла видеть лишь движение губ. Он говорил, но до меня доносился лишь звук голоса, слова же терялись в воздухе. Я закачалась на своем постаменте, но смогла удержать равновесие и застыла, очарованная, мечтая о том, чтобы оказаться там вместе с остальными, сжимать в руке свечку и впитывать его слова. О чем бы он ни говорил!

Благоразумие слегка толкнуло меня под ребра и сообщило, что я реагирую слишком эмоционально: это всего лишь представление, и, как только оно закончится, все очарование исчезнет. Оно советовало мне оставаться на месте и не делать глупостей. Требовало не приносить себя в жертву мимолетному порыву страсти. Когда наступает Новый год, кажется, что тебе все по силам, но это обманчивое ощущение. Оставайся на месте, наслаждайся моментом, и ты будешь в безопасности.

Безрассудство же требовало, чтобы я распахнула дверь, выбежала из дома, перепрыгнула изгородь, как суперженщина, и приземлилась у ног красавца, чтобы вместе со всеми внимать и поклоняться ему.

Безрассудство использовало меньше слов и победило бы, если бы люди за окном не начали проявлять беспокойство. Пока я наблюдала за происходящим, разрываясь между желанием рвануть к ним и остаться дома, зрители устремились вперед, к говорящему. Думаю, он почти шептал, потому что я больше не слышала голоса, только смотрела. Люди напирали друг на друга, а он внезапно прервал речь и спрыгнул со стола. Раздался пронзительный крик, потом еще один. Я подумала, что эмоциональный накал представления оказался для зрителей чрезмерным, но причина была в другом. Просто один из гостей со свечой в руке пробирался вперед и случайно поджег чьи-то волосы.

Вопль мог быть вызван шоком или сильной болью, но скорее всего это был крик обиды, потому что все внезапно набросились на беднягу и начали молотить кулаками по его плечам и шее, словно выколачивая душу. И в эту толпу уверенно вошел человек в белом пальто, который был выше всех почти на полголовы (как и подобает романтическому герою). Он поднял бутылку и вылил вино на страдальца, после чего пронзительный крик перешел в вой. И в этот самый момент собравшихся осветил луч света — искусственный и резкий, он, как вспышка зенитных орудий, пересекал мой сад и достигал сада Дарреллов. Два мощных фонаря держали люди, чьи голоса я прекрасно знала, — Мод и Реджинальд Монтгомери. Супруги были в ярости.

— Вы совсем не думаете о других? — рявкнул Реджинальд. — У нас гости!

Белая шляпа, теперь сдвинутая назад, появилась над изгородью. На лице, затененном широкими полями, читался сарказм.

— Мы тоже здесь в гостях, между прочим… — прозвучали слова.

— Я обращаюсь к вам, — проревел Реджинальд.

Белая шляпа затряслась от смеха.

— Боюсь, что нет, старина…

Он настолько хорошо имитировал приказной тон Реджинальда, что от смеха я закачалась на стуле. Оскорбленный хозяин дома ретировался залечивать рану, а ему на смену поспешила супруга:

— Мы вызовем полицию, если вы не прекратите. Считается, что у нас приличный район.

— Именно так, мадам, именно так, — произнес человек в шляпе. Потом приложил палец к губам и исчез из виду. С участка Фреда и Джеральдины донесся приглушенный хохот, и один за другим начали гаснуть еще горевшие огоньки свечей. Я услышала, как хлопнула задняя дверь в доме Монтгомери, и быстро соскочила со стула. Мне не хотелось, чтобы тот человек в шляпе появился снова и обвинил меня в том, что я одна из главных шпионок в этом районе, или высмеял меня, что было бы совсем не сложно, если вспомнить об увядающей хризантеме и свадебном платье.

Внезапно (в этом нет ничего странного) я поняла, что вела себя очень глупо, стоя на стуле в таком виде под влиянием водки и шоколада, борющихся внутри меня. Мысли «Ах, разве это не счастье?» вдруг начали казаться мне сомнительными. Я посмотрела в глубь дома — в темноту, и мне захотелось, чтобы она приняла меня в свои бархатные объятия, успокоила Глубоко нырнуть в тишину — вот что мне было нужно, чтобы в укрытии снова наслаждаться уединением. Но вместо этого, как я ни старалась остаться в стороне, поняла, что внимательно вслушиваюсь в звуки веселого празднества, продолжающегося в соседнем доме. Хуже того, меня интересовала всего лишь одна деталь, а именно — голос одного из гостей, который, как мне показалось в тот момент, пел «Мой путь». И я вслушивалась в него всей душой и всем сердцем.

Читатель, я дрожала от этого голоса, и языки пламени лизали мое лоно… Я вздрогнула, встряхнулась. Абсурд. Глупость. Я напилась — это было очевидно. И я вернулась в комнату, выходящую в холл.

Сюда не проникали ни свет, ни звуки, и мне показалось, что вечер не так уж испорчен. Я стояла, запихивая в рот конфеты, и размышляла. У меня только что был нервный приступ, вот и все. С моей бабушкой они случались постоянно. Значит, такова наша фамильная особенность. Это открытие почти не удивило меня, учитывая состояние, в котором я находилась. Выпитая водка плюс неестественность сцены, которую я наблюдала, и ее основного действующего лица: свечи, бросавшие блики на лица зрителей, неверный свет факелов на белом пальто и лице его владельца, — кто мог бы устоять перед столь впечатляющим зрелищем? (Появилась робкая мысль, что Мод и Реджинальда оно бы не увлекло, но я проигнорировала ее…)

После размышлений я почувствовала себя лучше. Холоднее, спокойнее. Естественно, это был всего лишь легкий приступ. Я просто слишком много читала и неправильно выбрала книгу, — все эти откровения Бронте, весь этот вздор о героях с темными кудрями и огнем в глазах. Ведь я не собиралась жертвовать своей замечательной уединенной жизнью и пятым измерением ради какого-то магического вечера в заполненном людьми саду, правда ведь? Нет, только не я. «Возвращайся, — сказала я себе. — Спускайся с небес, девочка». И спустилась, чувствуя облегчение от того, что снова в безопасности.