Я научу тебя летать - Ева Ночь Страница 29

Я уже совсем собралась было улизнуть потихоньку, пока они тут копья мечут, как в дверном проёме нарисовался последний штрих сегодняшнего вечера. Что он – заключительный аккорд, я не сомневалась ни секунды.

Александра Николаевна собственной персоной. Уехавшая куда-то на несколько дней. И почему я не удивилась? Ну, эта уж не постеснялась никого. Тут же – с корабля на бал. Прыжок в мою сторону не обескуражил. Проще в своих бедах обвинить кого-то другого. Чем я не объект для ненависти и не груша для битья?

– Извинись, Александра, – папа Драконов опасно спокоен. И уже нависает над рыжей фурией, что и не собирается тушеваться. Какие извинения? Ладно, поели пиццы, пора и честь знать.

Я спокойно достаю из духовки противень с новой порцией. Чуть не забыла со всеми этими страстями. Вон, край подгорел, к сожалению. Но это уже ничего не значит. Приподнятое настроение провалилось в подвал. Или ниже. Кладу прихватки на стол.

– Извиниться?! Перед этой террористкой? Она то сына у нас украла, а теперь тебя? А я должна ещё кланяться ей в ноги? Может, ещё прислуживать заставишь? Свечку держать?

Что-то это мне напоминает. Совсем недавно. Подобное. О, боже. Наверное, какой-то сценарий, прописанный мне выше, зациклился, и теперь буксует, как заезженная пластинка. Но если с Ильёй я ещё понимала хоть как-то свою «вину» – я всё же с ним целовалась бесстыдно, то наезды рыжей бестии совершенно не в кассу.

– Она же тут хозяйничает вовсю! Пирожки вам печёт? Всех детишек под крылышко собрала? Решила очаровать вас скопом?

– Прекрати немедленно! – Драконов папа вцепляется ей в руку. Наверное, это больно, хоть он и не со зла.

Я бы ушла уже, но они стоят прямо на проходе. И как-то рискованно туда соваться. Как бы не оставить здесь боевой трофей рыжей ведьме – клок собственных волос на память.

– Да щас! Разогналась! Руки убери! Не смей ни трогать меня, ни делать больно!

Он убирает руки. Тотчас же. Но, наверное, с удовольствием вцепился бы ей в шею. Или даже не знаю. Как-то очень хищно выглядит профиль.

– Королькова! – неожиданно подаёт голос Дима. Громко и властно. Почти как отец. Рыжая ведьма замирает на миг. – А ну заткнись! – приказывает Драконов-старший сын.

И она затыкается. Ртом дёргает судорожно. И шея у неё ходуном ходит, как у кобры капюшон. То ли дышит так судорожно, то ли сглатывает часто.

– Хватит истерику катать, Королькова! Иди, умойся. И успокойся давай. Быстро, быстро!

Пошатываясь на высоких каблучищах, Александра Николаевна выходит. Идёт как слепая, нащупывая рукой стену. И мне почему-то её жаль. Несчастная она какая-то и жалкая вот именно сейчас.

– Я пойду, вы извините, – бормочу я, пытаясь пройти мимо Ивана Аркадьевича, что застыл в позе Роденовского мыслителя стоя – опирается плечом на притолоку и двумя пальцами переносицу массирует. Его тоже почему-то жалко. Он меня не слышит, наверное. Да и не надо.

Илья догоняет меня в коридоре, когда я остановилась, сомневаясь, куда сворачивать.

– Пойдём, я отвезу тебя домой. Ты прости, ладно? За весь этот цирк и бардак. Ну, у нас иногда стреляет. И снаряды рвутся. Ещё и Сашка эта, будь неладна. Извела уже отца своей ревностью.

Мне вдруг захотелось сесть на крыльцо, обхватить голову руками и хоть немного прийти в чувство. Разобраться в себе. Подумать. Дистанцироваться. Слишком много всего свалилось в одночасье. Каша какая-то вязкая. И я в ней – как в болоте. А куда ни глянь – Драконовы. Словно наказание или испытание на прочность.

Если бы не усталость, я бы, наверное, отказалась с ним ехать. А так хотелось лишь одного: домой, в тишину. В душ и в одеяло с головой нырнуть.

Он что-то пытался мне говорить. Улыбался виновато. И чёлка у него на глаза падает неровными прядями. И серьга в ухе блестит – а я раньше и не замечала. Он говорит, а у меня в ушах вата – не доходят его слова до мозга.

– Варвара Андреевна! – бежит по коридору рыжий Ванька. Он вообще не смотрит по сторонам. И брата вряд ли замечает. Что-то такое в его лице, что заставляет меня встряхнуться. Включиться. – Вы же меня не бросите, правда?

И я понимаю, в чём дело. Он силится не плакать. Ребёнок. Двенадцать лет. Что творится в его душе? Что видит он каждый день за этим благополучным фасадом? Хватает ли ему родительской любви? У него на лице – одиночество в толпе. А мальчишка, кажется, очень ранимый. И все эти выкрутасы его не от зажравшегося безделья и желания поиздеваться, а в надежде привлечь внимание.

– Драконов, – говорю я очень строгим голосом, – ты что это выдумал? Я своих никогда не бросаю. И ты прекрасно это знаешь. Завтра в школе, как всегда. И не забывай: вы с Михайловичем полы моете после уроков. И вообще.

Я знаю, это непедагогично. И, наверное, неправильно. Но я обнимаю его и целую в рыжую макушку. Слышу судорожный всхлип-вздох где-то в области груди. Или чуть ниже. Там, где бьётся моё сердце.

Он не обнимает меня в ответ. Стоит столбиком.

– Беги в свою комнату, Вань. Портфель сложи, – шепчу ему в ухо. А завтра будет новый день. Всё наладится. Поверь.

Он ещё раз вздыхает и отстраняется от меня.

– До свидания, Варвара Андреевна. До завтра.

Ванька не уходит. Провожает нас взглядом.

– Скажи отцу, что я вернусь, – оборачивается на пороге Илья. – Буду обязательно.

Ванька кивает, но не уходит. Он так и застыл – одинокий мальчик в большом доме, полном людей. И его несчастная мордашка так и стоит у меня перед глазами всю дорогу, что мы едем молча, не проронив ни слова.

Глава 25

Илья

Я не смею с ней заговорить. Лицо у неё потухшее. И уставшее очень. Будто кто взял – и высосал из него и краски, и соки. Наверное, сейчас она выглядит старше – линялой тёткой под тридцатник, но мне она нравится до боли в